КУЛЬТУРНЫЙ КОД

Ереванскому Вернисажу* посвящается

   “На вернисаже, как-то раз…
   …Ах, вернисаж, ах, вернисаж…”

__________
* Вернисаж — франц.Vernissage, буквально — покрытие лаком. Ведет свое название от возникшего у французских художников обычая покрывать свои картины лаком накануне открытия выставки. Обычно — первый день открытия выставки для широких масс зрителей. Так назвали ереванцы и место импровизированных выставок-продаж картин в городском сквере армянскими художниками в середине 80-х. Здесь и далее примечания автора.
__________

Середина 80-х в Армении, как и по всему СССР, ознаменовалась перестройкой. Свежий ветер перемен охватил всё и вся. Воздух, казалось, был насыщен Свободой – этой пьянящей, но неуловимой категорией. Вот строки, вырвавшиеся в те годы:

“Всё детство в “культе” я провел,
А юность – ”оттепель” с “застоем”,
Но счастье к зрелости пришло —
Вздохнуть свободно в “перестрое”.

Правда, вскоре, всплывут уже другие аcсоциации на эту тему. Но тогда… Рушилось старое, создавалось, вернее, казалось, что создается новое. Старое разрушалось масштабно. Новое появлялось робко, временно. Но были явления надолго и прочно входящие в нашу жизнь, становясь её неотъемлемой частью.

К таким явлениям, бесспорно, относится и ереванский Вернисаж, которому скоро будет 20 лет. Первые 20 лет…Срок солидный и для человеческой жизни, и для художественной. Многое вокруг сейчас изменилось. Что-то изменилось до неузнаваемости. Меняется и наш Вернисаж. Многих художников уж нет – кто уехал, кто покинул мир земной…Пришли новые, молодые. Вернисаж благоустраивается. Места для экспозиции давно платные. Появилось множество кафе и магазинчиков вокруг него. Это и радует, и настораживает. Радует, что создаются удобства художникам и любителям выставки под открытым небом. Настораживает возможность исчезновения той ауры Свободы, некой первозданности, чем так влечёт всех Вернисаж. Боязнь, что в итоге он может превратиться в очередную художественную галерею со штатными продавцами и фиксированными ценами. И тогда исчезнет тот дух свободного общения, азарта случайных находок и приобретений, чем и привлекателен Вернисаж. Это будет уже другой вернисаж – возможно более организованный, предсказуемый и степенный. Остальное потихоньку забудется. Но хотелось бы сохранить в памяти хоть что-то от стихийного, карнавального и праздничного Вернисажа первых двадцати лет, которому мы многим обязаны.

Я вспомню лишь то, что видел и слышал, в чем принимал участие, тех с кем общался, дружил и хорошо знаю, без прикрас и художественных измышлений. Дай Бог суметь передать хоть частицу того, что было…

А начиналось все, как в песне: — “Это было весной, зеленеющим маем…”

25 мая 1986г. состоялось открытие памятника М. С. Сарьяну, работы известного скульптора Левона Токмаджяна и архитектора Артура Тарханяна, в небольшом сквере у Гос.Оперы-Филармонии. Изваянный из монолита белого уральского мрамора, памятник Варпету стал еще одним символом творческого духа армянского народа.

Это был своего рода знак, как бы очередной зов Мастера своим молодым коллегам- художникам. И они не замедлили отозваться. Белокаменный Сарьян, дирижируя палитрой и кистью, магнитом, стал притягивать к себе живописцев, как и в далекие 20-е прошлого века, когда он приехал в Армению. Кто первый вынес свои картины на всеобщее обозрение, не помню. Да и не столь это важно. Говорят, что это были студенты бывшего Театрально-художественного института — ныне Академия художеств и художественного училища им. Терлемезяна. На моей памяти – это художники Эдик Матевосян, Пируз, Левон Айказуни, Акоп Дадаян, Рафик Джавукцян, Павел Маркарян, Бударина Ольга, Аздрубал Арамуни, Самвел Меликсетян и другие, о которых я упомяну ниже. Они были среди первых — так будет верней.

Художник Самвел Закян вспоминает, что еще шли работы по благоустройству сквера после открытия памятника Сарьяну, а художники уже выставили свои картины. Как-то пришел посмотреть, как идет завершение этих работ первый секретарь ЦК Армении Карен Демирчян со свитой. Он внимательно следил за культурной жизнью Еревана и всей Республики. Увидев, рядом с недостроенными бордюрами, выставленные картины, он одобрительно и дружелюбно улыбнулся художникам, но дипломатично добавил: “Не рановато ли, ребята?” Но такой возможности ждали давно. Эти слова Карена Сероповича, в те времена, однозначно означали – “Добро”. И художники с картинами, еще плотней, обступили Мартироса Сергеевича, ознаменовав тем самим рождение ереванского Вернисажа.

Итак, вторая половина 80-х. Один из первых, привлекший не только мое внимание на Вернисаже, был молодой художник с густой гривой волос и выраженной восточной внешностью. Рядом стояли 2-3 его картины на фанере и холсте, написанные маслом, пастозными мазками в темно-охристых тонах. Работы эти очень гармонировали с обликом своего автора — было в них нечто таинственно- тревожное. Звали его Армен. ”А, что за подпись – Суар?” — “Это мой псевдоним, сокращенное от Сукясян Армен” — ответил парень. Стоял он прямо у памятника Сарьяну и, среди окружавшей яркости красок, его работы выглядели еще суровей и таинственней. Подходили к нему редко. Картин его почти не покупали. Коллеги- художники, по-дружески сочувствовали ему, наблюдая, как он безрезультатно приносит и уносит свои картины. Работы его тронули меня, и я стал их потихоньку приобретать. Это вызвало удивление не только моих близких, но и сторонних наблюдателей на Вернисаже. Помню, как, подойдя к Армену за очередным приобретением, я услышал перешептывание продавщиц цветов, расположившихся неподалеку и, видимо, приметивших мой странный выбор: — ”Опять он отдает деньги за эту мазню, а наши цветы не покупает”. Стоили его картины от 15 до 25 рублей. Сколько букетов можно было тогда купить за эти деньги!

Я стал ходить и домой к Суару. Это имя ему очень шло и сразу прижилось. Рисовал он дома. Прекрасные родители и супруга создавали соответствующую атмосферу, помогавшую рисовать и работать над собой. Мама его гордо говорила: — ”Представляйте, наш мальчик, вдруг, стал рисовать и самозабвенно отдался живописи. Мы даже не думали, что у него есть эти способности”.

Действительно, Суар рос на глазах. Его картины с каждым разом становились все выразительней и содержательней. В них был глубокий смысл и смелость решения. На глазах рождался художник. Его стали замечать. На Вернисаже появились почитатели. Картины Суара стали экспонироваться во вновь открывшейся галерее ”Пюник” и в Доме художника.

В 1990 г. Суар переезжает в Москву. Становится членом Международного Союза художников ЮНЕСКО и членом творческого Союза “НУР”. Участвует во многих выставках. Путешествует по странам Востока. Меняет манеру и стиль письма. Переходит на смешанную технику с использованием декоративных материалов – камня, металла и др. Много импровизирует. Но мне близок и дорог тот, ранний Суар. Вот, что пишет о нем московский искусствовед Е. В. Юферьева: “Ранним работам Суара — конец 80-х — начало 90-х – присущи некоторая внутренняя напряженность и темные, насыщенные “Рембрандовские” колориты. Это, в основном, сюжеты на библейские темы. Художник много размышляет. Он в душе философ и романтик. Но Суар находится в постоянном поиске, и последующие работы уже иные. Драматизм уходит. Появляется философия радостей и страстей. Любая эмоция может стать сюжетом для картины”.

Его произведения находятся в частных коллекциях в разных странах. Недавно Суар приехал в Ереван, и мы встретились. За эти годы он много повидал, возмужал, но остался таким же мечтательным и скромным. Его, вновь, тянет в Армению. Мы прошлись по Вернисажу, где он начинал и многим ему обязан. Суар подарил мне последнюю, оставшуюся у него работу из того раннего ”вернисажского” периода. Она называется ”Царедворцы”. Уехал он с желанием вскоре вернуться и открыть в Ереване персональную выставку.

Пируза Гезоян или просто — Пируз – одна из ярких личностей ереванского Вернисажа. Экзотическая внешность, эксцентричные манеры, неизменная сигарета в руках, сразу обращали взоры посетителей Вернисажа к этой молодой женщине. Она не могла устоять на месте более минуты. Оставив свои картины, блуждала по аллеям сквера, с удовольствием пила кофе и стаканчик сухого вина с художниками в ближайшем кафе — ”Козырьке”, часто, при этом, удивленно вопрошая: ”Почему не покупают мои картины? Разве они плохи? Мне же надо купить холст, краски, сигареты, дочке конфет и сладостей”. Мне приходилось слышать эти речи, но работ ее я еще не видел.

Однажды, придя на Вернисаж, я увидел Пируз, стоящей на постаменте памятника Сарьяну. Она держала в руках холст внушительных размеров и громко обращалась к посетителям: “Картина стоит 1 доллар!” Было это во второй половине 80-х. Доллар не стал еще нашей “национальной” валютой. Большинство его и не видело. По курсу ”черного рынка” стоил он рублей 5. Подойдя поближе, я переспросил цену. “Один доллар” — гордо заявила Пируз и добавила: ”Кто заплатит — картина его”. На холсте были изображены три девушки под тенью тутового дерева — этакая “троица” или “три грации”. Картина была непосредственна и очень светла. Но где взять доллар? — ”Нет, хочу, наконец, увидеть и тоже заиметь хоть один доллар” – настаивала Пируз. — “А, в рублях?” – “Если в рублях, то 100 рублей!. Ведь все равно не купите”.– У меня возникла симпатия к этой художнице, и мы решили обсудить вопрос цены картины за чашечкой кофе. Уступив картину, она с надеждой переспросила: “А вы будете еще покупать у меня?”- “Буду”. И, действительно, у меня появилось много ее работ. Не все они были однозначны. Были и заведомо слабые. Но попадались и необычные работы, оригинальные, импульсивные, как и сам автор, а главное узнаваемые — это Пируз.

Пируз до сих пор выставляет свои работы на Вернисаже. У нее подросла дочь, она тоже рисует. Несмотря на поддержку тех, кому нравятся ее картины, бороться с житейскими трудностями Пируз все сложней. Она рвется вступить в Союз художников Армении, но ее не принимают, так как не остается у художницы достойных работ для представления комиссии по приему. Все продано и вынужденно продается за бесценок, за хлеб насущий..

На последнем открытом съезде Союза художников Армении мы случайно оказались рядом. Пируз обрадовалась и попросила у меня мандат участника съезда: — “Дай подержу в руках — пусть думают, что я тоже член Союза…”

Душой и мастерством, бесспорно, настоящий художник, Пируз в последнее время редко бывает на Вернисаже. Без нее он многое теряет, — точно так же, если не приходит на Вернисаж художник Арто.

Ереванский Вернисаж давно стал одним из символов нашего города. Это, пожалуй, самое демократичное явление постперестроечного времени в Ереване. Здесь есть все и для всех. Тянутся к нему и любители, и знатоки искусства, туристы и ереванцы, старики и дети. Есть здесь и свои символы. Один из них, профессиональный художник, член Союза художников и Союза журналистов Армении Артавазд Яралян. Арто — сторожил Вернисажа. Его невозможно не заметить. Иногда приходит на Вернисаж и в будние дни. Расположившись в самом центре сквера, под деревьями, и развесив свои рисунки на веревочке, закрепив их бельевыми шпильками, он сразу привлекает к себе всеобщее внимание. Здесь же, рядом, на парапете, может быть незамысловатый “натюрморт”- рюмка вина или водки, хлеб, лук…И сам Арто — мятежный, беспокойный, сильно жестикулирующий, но добрый и простой. Всегда кто-то рядом. Но некоторые и шарахаются — говорит громко, практически всегда под “шафе”… Свои рисунки может отдать задарма или за рюмочку водки и закуску. Может и подарить или нарисовать тут же, бесплатно, если дадите бумагу и карандаш. Одним словом — богема. Рисунок его сильный, экспрессивный, с нервом и буйством беспокойного Мастера.

Липарит Егиазарян — Липо, профессиональный художник, окончивший Академию художеств им. Репина в Ленинграде. Тоже заметная личность ереванского Вернисажа. Своих картин он приносил редко — иногда только 1-2 небольших этюда, аккуратно сложенных в папке. На Вернисаже часто произносилось его имя,- Липарита искали, просили совета, консультаций по той или иной работе. Сама его “профессорская” внешность — длинная шевелюра, окладистая с проседью борода, берет, очки — предрасполагала к доверию.

Вспоминается забавный случай, связанный с ним. Я тоже подался его “чарам” и когда другой художник Вернисажа — Мелик Арсенян, зная мою тягу к старине, предложил мне холст, конца 18 — начала 19вв., с сюжетом Оплакивания Христа, ценой в 500 рублей, я решил обратиться за советом к Липориту. Художественные достоинства картины не вызывали у меня никаких сомнений, но несколько смущала цена. 500 рублей тогда, а было это в конце 80-х, были немалые деньги. Я был готов их заплатить, но, чисто психологически, хотелось и моральной поддержки. Выслушав просьбу, Липарит охотно согласился посмотреть картину и высказать свое мнение – стоит ли она этих денег. Мы отправились к Мелику домой. Я представил Липорита. Мелик радужно нас принял. Предложил кофе и ликер, достав его из собственноручно сделанного домашнего бара. После нескольких рюмок чудесного ликера, я перевел разговор к цели нашего прихода. Старый холст без подрамника висел на стене, прибитый двумя гвоздями. Мелик, в принципе готовый и на некоторую уступку в цене, обратился к Липариту: — “Ну, скажите, разве эта картина не стоит всех 500 рублей?” На что Липарит, уже разгоряченный ликером, неожиданно встал, артистично, через лупу взглянул на картину, и с пафосом изрек: – “Как не стоит? Конечно, стоит!” Затем, выдержав паузу, к моему изумлению, добавил: — “Стоит и 500, и 1000, и даже 1500!” Естественно, после такого “грома средь ясного неба” Pieta перешла ко мне лишь месяц спустя и уже за 1500 рублей. Эта консультация обошлась мне в 1000р. От столь дорогих “консультаций” в дальнейшем я отказался, полагаясь на свой вкус и возможности, но с удовольствием приобретал работы Липарита и по сей день общаюсь с этим искренним человеком и прекрасным художником.

Тот же Мелик Арсенян, вместе с супругой — художницей Флорой, и сегодня выставляют свои работы на Вернисаже. Очень порядочные и одаренные люди. И дети пошли по стопам родителей – рисуют. Сам Мелик, парень обаятельный и изобретательный сразу поняв, что публику на Вернисаж, кроме прочего, влечет интрига и азарт, повесил одну из своих картин с табличкой – “картина стоит 999руб”- на высокий фонарный столб у газона. И не отдавал ее ни на рубль дешевле. Это вызвало интерес и ажиотаж. Мелика проверяли на прочность, предлагая больше или меньше. Но он не сдавался: – “999руб и без сдачи!” И картину купили. Затем он, таким же образом, продал и вторую, но уже за 1111 рублей, объясняя повышение цены инфляцией.

Постепенно на Вернисаже стала появляться и керамика, лаковая миниатюра, изделия из дерева, камня, металла современных армянских мастеров. Однажды, подойдя к молодому художнику Гарику Папояну, сейчас уже члену СХ Армении, я увидел возле его картин небольшие статуэтки из обожженной глины, изображавшие разные армянские типажи. Гарик познакомил меня с их автором — Кареном Григоряном. Они вместе учились в художественном училище им. Терлемезяна. И жили вместе — нанимали в Конде небольшую комнатушку, так как приехали на учебу из Ленинакана. Я поинтересовался у Карена с кого он лепит эти портреты. “Ну, это не проблема. Вокруг столько интересных персонажей” – ответил он. У меня возникла мысль попросить Карена слепить небольшую фигурку с моего отца. Он согласился, но добавил: — “Мне надо поговорить с человеком, чтоб передать и характер”. Я познакомил Карена

с отцом. Одной такой встречи оказалось достаточно. Вскоре Карен пригласил меня к себе домой принимать статуэтку. Она мне очень понравилась. Он сумел передать не только внешнее сходство и характер, но и второстепенные, на первый взгляд, жесты, присущие только тифлисцу. Я с гордостью подарил ее отцу. Она ему тоже понравилась, но смотрел на свое глиняное изваяние он с некоторой грустью. Затем, уже сам Карен предложил изваять с меня. – “Я вас хорошо изучил, и позировать не надо”. Вскоре и она была готова. Я поставил статуэтки рядом, на полку. Увидев такую композицию, отец пришел в восторг: – “Ва! Вот теперь другое дело и все понятно” — воскликнул он. – “Что понятно?” — спросил я. – “Как, что! Сразу видно, что ты непьющий, а я не гитарист” — выпалил отец и, довольный, налил себе любимое “Саперави”. Дело в том, что он был изображен с чаркой вина, а я — с гитарой.

Я хотел заказать Карену еще серию персонажей. Но он перестал появляться на Вернисаже. Я поинтересовался у Гарика, где его друг? – “Он погиб от ожогов, спасая детей при пожаре в родном Гюмри…”

Поистине, сгорел еще один талант, оставив нам свои работы, излучающие тепло и любовь.

Ереван двадцатого века, особенно его второй половины, жил богатой художественной жизнью. Художники, музыканты, поэты и писатели, режиссеры и актеры — занимали уважаемое место в обществе. Но кроме творцов были и достойные ценители их творений. Почитание и оценка — неотъемлемая составляющая творческого акта. Немаловажен и живой контакт художника и почитателя, ощущение атмосферы мастерских, где создаются художественные произведения, процессы его сопровождающие, — так называемая художественная “кухня”. Эта часть творческого акта была малодоступна и не афишировалась. К примеру, многие ли тогда видели, как и чем рисует художник? Все происходило в закрытых для большинства мастерских и павильонах. А увидеть художника, рисующего на улице или в городском сквере было редкостью. Это появилось позже, с появлением Вернисажа, когда вы могли не только наблюдать, как он рисует, но и заказать тут же, нарисовать ваш портрет. Эпизод такого рода, связанный с художником Ваном Эгяном, уже описан мной в книжке “Русский портрет в частном собрании”.

В тени были и художники, выпавшие из идеологической “обоймы”. В еще большей тени и загоне были коллекционеры. Само понятие – коллекционирование — воспринималось настороженно и в лучшем случае, рассматривалось как снобизм. Недаром тогда говорили, что слово “коллекционер” ассоциируется со словом “милиционер”, который, казалось, должен быть где-то рядом. Потому коллекционеры собирались и общались по интересам с опаской, часто меняя место встреч. К примеру, нумизматы и любители старины собирались в саду им. Гукасяна, позже — в доме офицеров, где им выделили место. Любители книг, букинисты — в сквере у театра им. Сундукяна. Филателисты имели свое, официальное общество и собирались на проспекте Ленина — ныне пр. Маштоца и т. д. Функционировал один антикварный магазинчик на ул. Саят-Нова, художественный салон на улице Туманян. Во второй половине 80-х открылся новый салон-галерея “Пюник”, где выставлялись и работы современных художников и старых мастеров, и предметы антиквариата. Но и он продержался недолго. Делались попытки активизировать художественную жизнь посредством аукционов. В мае 1988г. в Доме кино был проведен первый, но, к сожалению, и последний в Ереване, антикварно-букинистический аукцион. Некоторое время и на территории ереванской ВДНХ проводился смешанный аукцион, где выставлялись и художественные работы. Но все это проходило тихо, без должной рекламы и знал об этом лишь узкий круг любителей.

Вернисаж открывал более широкие возможности для всех. Кроме картин к концу 80-х на Вернисаже уже выставлялись и другие работы современных армянских мастеров. Это и керамика, изделия из дерева и камня, хачкары и гобелены, всевозможные сувениры, серебро и мельхиор. Потихоньку стали обживать Вернисаж и собиратели всех мастей, но выносить в открытую, на продажу, предметы коллекционирования, не решались. Первыми не выдержали книжники и вынесли книги, разложив их прямо на асфальте, предварительно покрыв его целлофаном. Далее — появились старинные ковры и карпеты. И пошло, поехало…

Подступало трудное, неожиданное и непредсказуемое время начала 90-х. Инфляция съедала все. С одной стороны у населения в руках денег стало вроде больше, с другой — они “таяли” на глазах и обесценивались с каждым днем. Но, чтоб выжить, люди стремились заполучить эти бумажки и выносили на продажу все, что возможно. Другая часть населения, не с меньшим рвением, избавлялась от тех же купюр, предпочитая иметь вместо них любой товар. И к Вернисажу хлынул поток продающих и покупающих..

Мраморный Сарьян, несколько помрачневший, но хранящий гордость и надежду, безмолвно наблюдал за очередной перипетией истории своего народа. А вокруг него бурлил человеческий рой, вовлеченный в долгожданный рынок.

В то время на ереванском Вернисаже можно было найти все — и старинную медь и бронзу, и царское русское серебро и финифть, табакерки и портсигары, старый фарфор и фаянс, самовары, ступки, бронзовые утюги и прочее. Изделия армянских, европейских, русских, восточных мастеров. Старинное оружие и часы Ордена и медали. Картины известных мастеров прошлого. Православные иконы, хоругви и кресты. Причем нередко попадались раритеты, имеющие и художественную, и коллекционную, и музейную ценность. Мне случалось видеть тогда на Вернисаже и подлинные работы короля ювелирного дела Карла Фаберже. Уж, не говоря о серебре Сазикова, Овчиникова, Грачевых.. Фарфор Попова, Корниловых, Гарднера, Кузнецова был постоянным ассортиментом на ереванском Вернисаже. Советский фарфор, ставший ныне уже дефицитным, тогда обходили. Сколько человеческих судеб стояло за ними?! Сколько коллекций и остатков былых собраний, с которыми решили расстаться хозяева или их наследники, находили здесь свое последнее пристанище?! Но, столько же новых коллекций и собраний начиналось и пополнялось здесь, на Вернисаже. Вернисаж сам стал поставщиком и посредником для многих коллекционеров и любителей.

Думаю, в описании ереванского Вернисажа того периода и, скажем парижского Монмартра и “блошиного рынка”, московского Старого Арбата, будет много сходств, как в царящей вокруг атмосфере, так и в невероятных историях и находках. К примеру, одна из таких находок, уже на Лондонских уличных распродажах, у моста Ватерлоо, в начале прошлого века — статуя египетской богини Секх Мет с головой льва, купленная за 1 фунт стерлингов, сегодня гордость и визитная карточка всемирно известного аукционного дома “Сотби” и украшает фасад его штаб квартиры в Лондоне*. Другой пример, из сегодняшнего дня — в июле 2004г. на ,»блошином», рынке в пригороде Мельбурна, британский турист за 36 долларов купил чемоданчик с утерянным архивом и неизвестными доселе фотографиями легендарной ливерпульской четверки – “Битлз”, оцененной экспертами в несколько сот тысяч долларов.**
________________
*”Наше наследие”№ 5. 1988г. Ст. 150.
** Из сообщений информационной телепрограммы “Время”.
________________

Но, вернемся к нашему, ереванскому Вернисажу начала 90-х.

“Какой чудный мягкий фарфор! Это Севр. Жаль, что чашечки из сервиза. Точно такой, но полный сервиз был у моей тетушки. Она его еле продала.. Но мне нужен Лимож!”– Хозяин чашечек, с сожалением, что у него нет того, что ищет Левон, с радостью расстается со своим редчайшим “тет-а-тетом”.* Далее, Левон обсуждает с художниками детали национального костюма на их картинах. Дает советы интересующимся коврами. Объясняет кому-то различие между старой и новой, искусственной патиной на статуэтке из металлического сплава. В иконном ряду ищет “школьную” икону, называя предлагаемые “сельским пошибом” и берет, не торгуясь, прекрасный Палех. Все это — Левон Авакян, в прошлом инженер-конструктор, в настоящем — ценитель, собиратель и реставратор старины. Многие, казалось безнадежно поврежденные предметы старины, в его руках обретали вторую жизнь. Холеная внешность, звонкий голос с колоритным акцентом выходца из Гянджы, заразительный смех, пружинистая, мягкая походка и манера поведения, сразу выделяют его на Вернисаже. А, главное, покупает он легко, изящно, весело, часто не торгуясь. Есть у него нечто от симпатичного бальзаковского Понса. Но, в отличие от знаменитого Кузена Понса, который не признавал покупки дороже 100 франков, а купив предмет своей страсти, — а собирал он все – никогда с ним не расставался, — Левон мог переплатить втридорога за, казалось бы, заурядную вещицу, а затем, так же легко и красиво с ней расстаться. Особо любил и любит он обмены. Его известное, в узком кругу, изречение – “Обмен состоялся”, подкрепленное рукопожатием партнеров, означало, что обратного хода в этих обменах-головоломках уже нет. Ну, а если он после сделки еще и напевал свои любимые арии, без слов и на высоких нотах, то значило это его крайнее удовлетворение, которое он и не скрывал.
_______________
*”Тет-а-тетом” коллекционеры называют чайный или кофейный сервиз на две персоны.
_______________

Это уже театр. Без него нет Вернисажа. Он рождает своих актеров и режиссеров, создает массовку и декорации. Здесь раскрываются затаенные таланты и низвергаются авторитеты. Действительно, на Вернисаже сложней притвориться знатоком искусства, чем, к примеру, в музее, где вокруг в основном шедевры и вы можете спокойно ими восхищаться и выказывать это восхищение, без всякой опаски и нежелательных последствий “разоблачения”. На Вернисаже – рядом с истинными произведениями искусства, сплошь и рядом китч, имитации, искусные подделки, обычное ремесло, ширпотреб и легко можно попасть впросак самому или подвести того, кто просить совета — купить или нет? Высказанное на Вернисаже мнение, в большинстве случаев, предполагает покупку или его отмену. Потому Вернисаж это и индикатор истинных знаний и практических навыков, вкуса и художественного чутья настоящего знатока.

Конечно, и это следует особо подчеркнуть, Вернисаж никоим образом не может заменить посещения музеев и картинных галерей. Но он может стать для некоторых первой ступенью в познании красоты, при условии, если их будет вести к этой цели настоящий знаток, который укажет, что действительно ценно и является произведением искусства, а что бездушное тиражирование. А для специалистов — это неплохая проверка своих знаний на практике. Действительно, найти и заметить настоящее произведение искусства среди множества заурядного, бесспорно сложней, чем остановить свой взор на выставленных парадных экспонатах.

В начале 90-х Вернисаж вышел из “берегов”, заняв все газоны сквера и тротуары. Он явно не умещал всех, несущих сюда все сделанное своими или чужими руками, семейные реликвии, предметы повседневного обихода. Сам памятник Сарьяну был буквально облеплен картинами. Дальше прорываться было некуда – разве что на прилегающие мостовые с жидким потоком автомобилей.

Армения переживала очень тяжелое и темное, в прямом и переносном смысле, время. Последствия страшного землетрясения. Развал СССР. Провозглашение независимости Армении. Блокада. На редкость холодные, снежные и затяжные зимы. Почти полное отсутствие всякого топлива. Перебои с водоснабжением и телефонной связью. Массовые закрытия заводов и предприятий и, как следствие, массовая безработица… Население Республики осталось не у дел, не зная, как выжить на фоне политического и экономического коллапса и уже начавшегося карабахского вооруженного конфликта. Еще тяжелее переносился информационный голод — люди практически были лишены телевидения и радио, закрывались кинотеатры и театры, исчезли газеты и журналы. Многие вынужденно уезжали из Армении.

Не побоюсь сказать, что в эти годы, начала 90-х, Вернисаж сыграл не то, что большую, а колоссальную роль в выживании тысяч армянских семей. Сам Вернисаж и дорога к нему стали, без преувеличения, такой же “дорогой жизни”, какой была замерзшая Ладога для жителей блокадного Ленинграда в годы Великой Отечественной войны 1941-1945г. Об этой роли Вернисажа почти не говорится. Но это было так.

Расположившись в самом центре Еревана, Вернисаж находится в гуще всех событий, происходящих в Республике. Вернисажевцы, в той или иной форме, участвовали в борьбе за демократические преобразования и независимость Армении. Оказывали, как могли, помощь пострадавшим от страшного землетрясения. Когда известный в Республике дирижер Лорис Чкнаворян организовал благотворительную акцию в помощь пострадавшим от землетрясения в Ленинакане, художники и мастера Вернисажа внесли и свою лепту. Собрав немалую денежную сумму, группа из Вернисажа, во главе с вышеупомянутым художником Меликом Арсеняном, вручила ее маэстро прямо на Театральной площади у Оперы, откуда начиналась эта акция. Немало вернисажевцев непосредственно участвовало и в боевых действиях во время армяно-азербайджанского конфликта.

Власти бросились спасать Вернисаж. Но как? Единственный выход — перенести его на более обширную территорию. И началась борьба. Была предложена аллея, берущая начало от площади Республики до Дома кино. Но не тут то было. Художники Вернисажа наотрез отказывались уходить из любимого сквера, приводя множество аргументов, где главным был памятник Сарьяну, символу армянской живописи. В конфликт была вовлечена и милиция. Сама скульптура Сарьяна в тот период, как и великое творение Фальконе в пушкинском “Медный всаднике”, казалась, готова была сойти с постамента, чтобы отстоять художников. И отстояла. Власти не смогли ничего противопоставить авторитету Варпета. И художники остались. Все остальные, вскоре, уже обживали новый или как его еще называют, большой Вернисаж. Перешли туда, по разным причинам, и часть художников. Здесь, на новом, кстати, очень удачном месте, их взяла под свою эгиду уже медная конная статуя Вартана Мамиконяна — работа гениального Ерванда Кочара. Но костяк художников Вернисажа остался у памятника Сарьяну, продолжая выставлять свои картины и сегодня. Это разделение произошло летом 1993г. С тех пор в Ереване два Вернисажа — у памятника Сарьяну, где выставляются только художники и вблизи памятника В. Мамиконяну, где художники, народные умельцы и мастера по дереву, камню, металлу, ювелиры и керамисты, вышивальщицы и ковроткачи, книжники и старьевщики вскоре образовали свои ряды. В каждом из них свой неписанный устав, свои законы, свои авторитеты.

Условно, два десятилетия в развитии ереванского Вернисажа, на мой взгляд, можно разделить на три периода. Первый — 1986-1990 гг., когда на фоне бурлящей перестройки он выполнял в принципе одну функцию — самовыражения и самоутверждения части художников и народных умельцев. Второй — с 91-го по 96-98 гг. — самый трудный и хочу еще раз отметить, героический период в истории ереванского Вернисажа, когда он взвалил на себя несвойственные ему функции — физического и нравственного выживания тысяч людей. И третий, — когда жизнь в Республике, медленно, но стала меняться к лучшему. Появилось электричество, заработало телевидение и радио, вновь открылись театры и концертные залы, открылось множество магазинов, картинных галерей и антикварных салонов, дискотек, казино и ресторанов на любой вкус. С тех пор и по сегодняшний день Вернисаж — это место купли и продажи картин, художественных работ армянских мастеров, сувениров, книг, ковров и т. д. А также одно из излюбленных мест прогулок ереванцев и гостей столицы Армении. Но мне думается, что сейчас Вернисаж вступает в новую фазу своего развития. Как отмечалось выше, возможно это будет не столь спонтанный и непредсказуемый Вернисаж. Но он, исходя из своего потенциала, может выйти на другие, не менее привлекательные и для художников и для любителей художеств, параллели.

Рядовой Арсен Аваков.

Вернисаж полон сюрпризов, неожиданностей и встреч с прошлым, настоящим и будущим. Встреч иногда фантастических и казалось бы маловероятных. Вот один из таких случаев на ереванском Вернисаже, связанный с кандидатом химических наук Артемом Аветисяном и … рядовым царской русской армии Арсеном Аваковым. Артем — внук известного ахалцихского фотографа Арутюна Аветисова. В начале 90-х он оставил науку и, серьезно увлекшись фалеристикой и филокартией, один из первых открыл в центре города отдел в магазине по этому профилю. В последние годы он стал выставлять коллекционные открытки, медали и значки на Вернисаже. Как-то мы беседовали с ним у стенда, с разложенными на продажу предметами коллекционирования. На видном месте лежал открытый альбом для фотографий и открыток. Вдруг, взгляд мой, коснувшись одной из фотографий в этом альбоме, застыл.. “Что с тобой? На тебе лица нет” — с тревогой спросил Артем. “Это мой дед..” — еле выговорил я, указав кивком головы на фото бравого солдата с ружьем в альбоме. “Где твой дед?”- недоуменно переспросил Артем, оглядываясь по сторонам. “Вот он, на фотографии.. Это мой дед — Арсен Аваков на службе в русской царской армии. Как это фото оказалась у тебя?” Артем, изумленный, тут же достал и протянул мне фотографию. Мы еще долго находились под впечатлением этой мистической встречи. Встречи с прошлым, с детством, через много лет, на ереванском Вернисаже…

Дед мой, Арсен Вартанович Аваков, человек неординарный, поселился в начале прошлого века в Тифлисе. На этой фотографии он запечатлен во время воинской службы в русской царской армии в составе 11 роты 176 пехотного полка. Свои фронтовые фотографии он заказал в виде почтовых открыток. Дарил их или писал на них письма. И вот, одна из этих фото-открыток, каким-то образом попала в Москву, к коллекционерам. Уже там, в Москве, это фото попало к Артему в обмене, и он бережно доставил “рядового Авакова”, не только на историческую Родину, но и в родную семью…

И, поистине, Вернисаж — это своего рода “таинственный остров” или “остров сокровищ”, плывущий к нам, в настоящее, из детства, далекого прошлого и уносящий с собой частички сегодняшнего на удивительные встречи в будущем. Когдa-нибудь и наши дети, внуки и правнуки тоже найдут и узнают нас, своих предков в том материальном, что впитает и донесет в себе дух своего времени, дух творца его создавшего и владельца его сохранившего.

Любовь к искусству, коллекционирование, духовно обогащают личность. Они благотворно влияют на человека и с медицинской точки зрения — облегчают, а порой и излечивают, казалось бы, неизлечимые недуги и страдания. Недаром врачи рекомендуют некоторым своим пациентам найти себе увлечение, что- то собирать. Лучшей отвлекающей, а значит и лечебной терапии найти трудно. Ведь недаром сказано: – “Медицина это искусство отвлечь внимание больного в то время, когда его лечит природа”. Мудрые слова. Можно привести множество тому примеров, начиная с себя. Но обращусь к воспоминаниям о ленинградском коллекционере Сергея Петровиче Варшавском, написанным его сыном: “В последние два года жизни отец болел и иногда в течение всего дня не находил в себе сил встать с постели. Единственное, что могло заставить его подняться, это приход приятеля-коллекционера, спешившего похвастаться удачной находкой или — еще лучше — предлагающего интересный обмен. Через полчаса после телефонного звонка отец, уже гладко выбритый, при галстуке, сидел в кабинете в ожидании гостя. Реаниматоры — так с полным основанием называла мать этих посетителей, возвращающих его к жизни”.*
________________
* Панорама искусств. №1. 1988г. Москва. “Советский художник”. 415ст. Ст. 352.
________________

Все это, слово в слово, можно приписать к любому настоящему коллекционеру и любителю искусств. Братья Гонкуры, в своих знаменитых “Дневниках”* отмечают, что они решили полностью обставить свою гостиную произведениями искусств, чтоб ускорить выздоровление после болезни одного из них. Там же, в “Дневниках” они вспоминают, как некий Ж. Вилль, королевский гравер, лечил одного из своих друзей прогулками по парижским антикварным лавкам и уличным выставкам художников.
_______________
*Эдмон и Жюль де Гонкуры. Дневники. В 2-х томах. Из – во. “Худ. Литература”. Москва. 1969г. 709ст. Ст. 133.
_______________

Мелодии Вернисажа…

Для кого-то это ностальгическое – “Ах, вернисаж, ах вернисаж”… Меня, в процессе работы над этим очерком, неизменно сопровождают и вдохновляют песни Булата Окуджавы. Звучат в ушах и звуки чонгури на набережной в Тбилиси, и гитарные аккорды на московском Старом Арбате, и шарманка на берегу Вислы в Варшаве…

У ереванского Вернисажа тоже свои мелодии. Они тоже разные, — начиная с грохота продаваемых здесь аудио кассет, кончая звуками предлагаемых дудуков, шви, тара… Но, думаю, для большинства, мелодия ереванского Вернисажа — это аккордеон. Это песни Гуго — Гургена Вартаняна — ветерана афганской войны. Он поет, аккомпанируя себе на аккордеоне, каждые выходные, в жару и зимнюю стужу. Делает это от души, с любовью, не только хлеба ради, а с благодарностью, что его слушают. Это артист, у которого всегда аншлаг. Вернисаж — это его публика и она его принимает. Не каждый может этим похвастать.

Такой же артист и Эдуард Багдасарян, часто дающий свои концерты на другом, противоположном от Гуго, конце Вернисажа. Да, это своего рода мини концерты, с пристроенной рядом афишей от былых гастролей. Играет Эдуард виртуозно, с чувством, сливаясь полностью с мелодией и инструментом. Играет старинные вальсы, танго и чардаш, забытые армянские мелодии… У него тоже аншлаг. Есть и своя публика, приходящая специально послушать Эдика. Играет для всех, но кажется, что только тебе исполняет он свои мелодии. Трудно забыть сценку, как Эдуард играл старинную армянскую мелодию, а буквально у его ног, склонившись, почти на коленях, обхватив руками голову, слушал ее армянин- репатриант, видимо впервые приехавший на свою родину — Армению. На глазах его были слезы… Как только аккордеон умолкал, он с умоляющим взором поднимал голову к Эдуарду. И Эдик, вновь, играл и играл. Играл для своего тоскующего соотечественника, играл для себя, играл для всех Мелодии Ереванского Вернисажа…

Вернисаж в первую очередь был и остается народным праздником. Праздником искусств,человеческих способностей, предприимчивости, работоспособности. Вернисаж — это и демонстрация воли, таланта армянского народа, его нравственной высоты, оптимизма, ибо злой или впавший в уныние человек не будет творить, создавать Красоту. Вернисаж — это и национальное богатство Армении, символ мужества, стойкости народа, который на холод, голод, беспросветность, пренебрежение властей к творческим людям ответил взрывом, демонстрацией своего созидательного начала и потенциала.

Вернисаж прекрасен тем, что он демократичен. Это и выставка и музей под открытым небом для всех. Кого только здесь не встретишь! Это и просто любопытные, любители потолкаться на базарах и ярмарках, и маклаки – скупающие вещи за бесценок у несведущих владельцев с целью быстрой наживы, и солидные маршаны, и работники посольств, политики, студенты и академики, снобы и настоящие любители, и ценители искусств. Об последних, на мой взгляд, стоит коротко рассказать.

Один из них — Вилли Оганджанян – преподаватель английского языка в институте иностранных языков им. В. Брюсова, хорошо знающий историю Армении, древнюю армянскую архитектуру. Его часто приглашали в Эчмиадзин показать гостям цветные слайды армянских церквей, которых у него несколько тысяч. Специалист по коврам — вел передачи на телевидении по армянским коврам. За первые 3-4 года существования Вернисажа В. Оганджанян сумел собрать коллекцию картин, которая по своей художественной ценности не уступает многим частным собраниям в Ереване. На вопрос, только ли благодаря Вернисажу создана столь интересная коллекция, владелец отвечает утвердительно: “Для этого нужно только любить живопись, желать ее иметь, обладать вкусом, чтобы выбрать настоящее произведение искусства, и каждые субботу и воскресение ходить на Вернисаж. Можно ходить месяц и ничего интересного для себя не найти, а можно в один день приобрести несколько интересных работ”.

Постоянным посетителем Вернисажа был и остается любитель живописи, академик МАНЭП, профессор Альберт Тер-Галстян, автор фундаментальных книг по детской кардиологии, который также собрал хорошую коллекцию картин на Вернисаже. Часть их висит в больнице в его рабочем кабинете. На Вернисаже профессор не только смотрит и приобретает картины, но, по возможности, помогает некоторым художникам в разных вопросах.

На Вернисаже можно встретить и профессора Ереванской консерватории им. Комитаса Якова Заргаряна, человека, который олицетворяет положение, что талантливый человек талантлив во всем. Я. Заргарян не только маститый пианист, заслуженный педагог РА, автор книг, но и новатор, конструктор — все к чему прикасаются гибкие пальцы маэстро, поражает неожиданностью и остроумием решения. А о достойном собрании картин и уникальной коллекции деревянных яиц, собственноручно расписанных художниками, включая и Сарьяна, знают многие. Кстати, одним из любимых экспонатов коллекции для его владельца является и работа вернисажского мастера Наири Сафаряна, сумевшего на деревянном яйце размером в 6,5 сантиметров сделать резную скульптуру, изображающую Якова Сергеевича за роялем. Что же привлекает на Вернисаже музыканта, мастера на все руки? -“Вернисаж не только ВДНХ — выставка достижений народных художников, умельцев, но и школа ремесла, смекалки, оптимизма. Настоящему мужчине здесь есть чему поучиться. Еще вопросы есть?” Вопросов к профессору больше не было.

Часто посещает Вернисаж, особенно его книжные развалы, филолог, профессор Артэм Саркисян, широко известный в Республике, как ведущий многих интересных авторских программ на телеканале “Армения”. Известен он и как обладатель собрания книжных раритетов. Кстати, телепрограмму “Век” он с увлечением проводит на фоне своей библиотеки, при необходимости ссылаясь на ту или иную книгу, которая тут, же, под рукой, на полке. Немалой частью этих томов А. Саркисян обязан букинистам ереванского Вернисажа. Вот пример, приведенный им. — М. Сарьян в 1926г. в Венеции приобрел книгу — “Новый завет”. На ней художник сделал запись и поставил дату приобретения. На пути в Армению чемодан Сарьяна, где находилась и эта книга, был украден. Спустя более полувека, Артэм Саркисян, случайно, нашел пропавшую книгу у ереванского букиниста.

Регулярно бывает на Вернисаже Арутюн Минасян, врач-психотерапевт, автор многих книг, человек увлеченный и энергичный. Он создал первый не только в Армении, но и в Европе и странах бывшего СССР, частный музей Медицины, — аналогичные музеи в этих странах только государственные. С 1998г. этот музей зарегистрирован как национальное достояние Республики в Министерстве Культуры Армении. В музее Медицины А. Минасяна около 10 тысяч экспонатов. Большая их часть попала туда из ереванского “блошиного рынка” /по-армянски — “крчи базар”/ и Вернисажа и Арутюн всегда с гордостью отмечает это в частых беседах и в своих публичных выступлениях. Музей вошел в Рижский Интернет-каталог музеев медицины Европы и стран бывшего СССР.

Постоянным посетителем Вернисажа является и Антонян Варужан – врач- онколог, серьезный филателист, владелец уникальной коллекции марок на медицинскую тематику, участник и дипломант многих международных филателистических выставок.

Каждые выходные, с утра, обходил Вернисаж, прежде, чем открыть для посетителей свой небольшой антикварный магазинчик, там же, неподалеку и, безвременно ушедший из жизни, врач по образованию и художник в душе Карен Саакян. И сейчас этот магазин, где вас встречает уже Армен Хоренян, начало или завершение прогулок по Вернисажу у памятника Вартану Мамиконяну многих любителей старины.

Это и математики, доктор наук Степан Саакян и Арто Чакмазян. И архитекторы — Степан Налбандян, Павел Джангиров и Левон Кешешян. Актеры и режиссеры, как, к примеру, Эдик Бадалян. Его фото вы найдете на задней обложке этой книги в роли Главного Деда Мороза Еревана, в которого он перевоплощался каждое Рождество.

Как уже было отмечено, нередкими гостями Вернисажа бывают официальные, высокопоставленные лица. В большинстве случаев это симпатичные и теплые в общении люди. С такой же теплотой они отзываются о Вернисаже. Так, бывший посол России в Армении В. Ступишин в своей книге “Моя миссия в Армении”, пишет, что он с удовольствием посещал вместе с супругой ереванский Вернисаж и не забыл его.

Нередко посещает Вернисаж и обаятельный, с тонким вкусом и истинным чувством Красоты, руководитель информационной службы ООН в Армении Валерий Ткачук.

Любят посещать Вернисаж и гости Еревана. К примеру, Елена Теплицкая, ведущий дизайнер передачи “Квартирный вопрос” Российского телевидения, после поездки в Ереван заявила, что покупки “пикантных вещичек”, завершающих целостность интерьера — часто шокирующего — для передачи, а также для своего дома, она будет делать не только в Лондоне и “блошиных” рынках Парижа, но и на ереванском Вернисаже.

О посетителях Вернисажа можно написать отдельную книгу. И они этого заслуживают. По большому счету они задают тон, и от их вкуса и требований во многом зависит, каким будет Вернисаж. На приведенных нескольких примерах мне хотелось показать уровень этих людей, любящих и благодарных ереванскому Вернисажу.

Но вернемся к художникам Вернисажа и вспомним Варужана Галаджяна — трепетного и растерянного, с ранимым сердцем истинного художника. В последние годы он спасался светом и надеждой в своих картинах, меняя их на что угодно — лишь бы выжить. Но так и не сумел решить эту нелегкую задачу… Художник трагически погиб, работая над очередным, оставшимся незавершенным, этюдом… Кто вспомнит, сколько было их, оборванных резко, как струна, судеб? Пусть “Весна” Варужана, приведенная в этой книжке, будет напоминанием об их несбывшихся мечтах.

А вот другая судьба — Бориса Матиняна. Экономист по специальности, ранее работавший в различных чиновничьих инстанциях, с развалом СССР Борис оказался не у дел. Только Вернисаж оставался отдушиной и давал надежду и веру в свои силы. И Боря, вдруг, начал рисовать. Рисовать днем и ночью, чем попало, на чем попало и, на первый взгляд, как попало. Но только на первый взгляд. Затем начинается философия. Философия взрыва и протеста художника Матиняна. Не имея художественного образования и не будучи членом Союза художников Армении, он, буквально за несколько лет, умудрился открыть 33 персональных выставки по всей Республике, подарить свои работы ряду музеев Армении и 20 музеям мира, школам и детским домам! И все это исключительно за счет своей целеустремленности и работоспособности. Англичане называют таких людей –Self-made mаn – человек, добившийся всего сам.

Особо хочу выделить и “старых” вернисажевцев – профессиональных художников Сергея Мальцева, Минаса Закаряна, Ишхана Мартиросяна, Сергея Багдасаряна, Алека Алекяна, Арко Айвазяна, Сергея Григоряна, братьев Артема и Татевоса Лазарян. На Вернисаже выставляет свои работы и продолжатель знаменитой династии художников — Ваик Элибекян — сын Генриха и внук Вагаршака Элибекяна. И Вартан Симонян — сын известного художника Парсама Симоняна. Здесь вы встретите и скромного, корректного и одаренного художника Генриха Авакяна. Одна из его прекрасных работ –“Севанский монастырь” представлена на фото.

Приношу свои извинения тем мастерам и художникам Вернисажа, которые не представлены в этом небольшом очерке. Но это отнюдь не умоляет их достоинств и талантов. Объем книги тому причина. Были и такие, которые отказались сами. В этих случаях мне становилось очень обидно и за Вернисаж и за самих художников. Но их единицы. В большинстве художники, часто отложив дела, с пониманием выслушивали мои вопросы. За это им большое спасибо.

Армения.

Библейская, удивительно прекрасная страна. Старинные храмы, скалы и ущелья, озера и реки, альпийские луга и солончаки, лунный, марсианский пейзаж и девственные леса, раскаленные каменные гряды и прохладные сады. И все это на маленьком клочке планеты. Рай для творческих людей. И не случайно это земля дала столько талантливых, выдающихся художников.

Но и этого Творцу показалось мало. Над всем этим, над Арменией, парит, плывет в небе чудо природы, фантастическая гора — Арарат. Трудно передать словами чувства, вызванные Араратом, настолько они глубоки.

Вот, как описывает свои впечатления об Арарате английский писатель Филип Марсден в своей книге “Перекресток. Путешествие среди армян”, изданной недавно в Москве: “Все, что говорилось об Арарате, было правдой: все штампы, которые раньше вызывали у меня улыбку, оказались истиной. Пару дней я пытался сопротивляться Арарату. Но я видел контуры горы повсюду — они маячили в конце кварталов, заполняя свободное пространство неба между домами… Я наблюдал те же самые очертания более рельефно на фоне оранжевого заката. Однако в самом величии горы сквозило нечто навязчивое и амбициозное, и потому я перенес свое восхищение на ее более скромного, но более совершенного по очертаниям соседа, на конус Малого Арарата. Но однажды ранним утром, стоя на ступенях Матенадарана над Ереваном, я впервые увидел гору во всем ее блеске. Она была великолепна. Она возвышалась над копошащимся городским муравейником. Она предстала неправдоподобно, неестественно высокой. Хотя я находился в сорока милях от нее, меня не покидало ощущение, что достаточно сделать один шаг — и можно будет свободно бродить по ее покрытым складками склонам. В свете раннего утра снежная вершина сияла, словно корона. Я больше не мог игнорировать ее присутствие. Не прошло и недели — и она полностью овладела мною, заставив украдкой оглядываться на нее, искать ее взглядом в конце улиц, выходящих на запад, и печалиться, когда ее очертания оказывались скрытыми от глаз. Подобно армянам, я тоже теперь испытывал страсть к этой горе…Неприкосновенный Арарат. Арарат, к которому демон приковал Артавазда. Но Артавазд однажды освободится от оков и спасет Армению…”

Арарат, зримо и незримо, присутствует в произведениях всех армянских творцов. Ереванский Вернисаж невозможно представить без художественных работ с изображением Арарата. Потому и книжка о Вернисаже без изображения этого символа Армении и всего человечества, была бы неполноценной.

С самого начала на Вернисаже появилось множество Араратов, запечатленных на холсте, дереве, камне. Этому способствовала и волна патриотизма, желание вернуться к своим истокам. Какой армянин или гость Армении с удовольствием не приобретет картину с изображением Арарата?

В книжке приводится одна из таких картин с изображением Арарата, выставляемая художником Каджиком Геворкяном на Вернисаже. Эта тема ему близка и хорошо изучена. Он рисует Арарат уже по памяти. Может нарисовать или закончить начатую картину при вас, на Вернисаже, сопроводив ее небольшой исторической справкой о Библейской горе на обороте холста.

В отношении массового рисования Арарата художниками Вернисажа предельно ясно и кратко высказалась преподаватель Ереванской Академии художеств, профессор Ветта Григорян: “Патриотизмом является не то, что художник рисует Арарат, а то, как он его рисует и какие чувства вкладывает”. И одна из старейшин армянских художников Армине Каленц не устает учить: “Не имеет значения, что ты рисуешь, главное — как ты рисуешь, почему рисуешь. Я хочу видеть, как художник воспринимает то, что рисует”.

Затронув тему, мне вспомнился еще один Арарат, нарисованный биохимиком Юрием Деминым в 1957 г. Его плотные акварели, выполненные, я бы сказал, в манере аналитического экспрессионизма, тогда, в годы жесткого диктата соцреалистов, привлекли внимание таких мастеров, как Ерванд Кочар, Арутюн и Армине Каленц, Арто Чахмахчян и других. Демин вспоминает, что Минас Аветисян, — в то время студент Ленинградской Академии художеств, которого с ним познакомил Генрих Игитян, увидев работу “Красный Арарат”, разволновался: — “Я всю жизнь мечтал нарисовать его красным..” Мне показалось интересным привести это необычное художественное решение данной темы.

Воскресный вечер. Художники и посетители постепенно, не торопясь — а вдруг повезет в последний момент — покидают Вернисаж, чтобы вновь вернуться, с радостью и надеждой, через неделю. Кто-то уносит картины и изделия домой, кто-то оставляет их на хранение неподалеку. В связи с этим невольно вспоминается семья Ашота Шахназаряна, уже двадцать лет содержащая в неизменном виде, в двух шагах от Вернисажа, простенькую столовую. Здесь художники и мастера Вернисажа могут не только вкусно и дешево перекусить, иногда и в кредит или, подарив хозяевам какую-нибудь из своих работ, но и оставить на хранение свои картины до следующих выходных. За это Ашот не берет с художников ни гроша, старается помочь им, как может. Чем не папаша Танги, бескорыстно помогавший парижским художникам! Вернисаж уже опустел, но художники не спешат уходить и обсуждают прошедший день, собравшись “у Ашота” — на большом Вернисаже или в “Козырьке” у памятника Сарьяну… Не хочется и мне ставит последнюю точку в этой книге, где я попытался воздать по заслугам ереванскому Вернисажу, запечатлеть его будни. Насколько это удалось — судить читателю. Но если б была возможность, я обязательно поставил бы памятник Вернисажу, памятник Неизвестному художнику. И историческое и нравственное значение его было бы значительным. Потому, что не магазины, ночные клубы и дискотеки останутся в истории нашей страны, а только вещественные доказательства интеллекта и таланта нашего народа по которым и судят о нации, в том числе и творения художников и народных умельцев с Вернисажа.

Мы покидаем Вернисаж, а он “и вслед звучит музыкою прекрасной…”

До встречи на Вернисаже!

ГРИГОРИЙ АРУТЮНЯН