«Наша Среда online» — 15 октября 1809 года родился Хачатур Аветикович Абовян — армянский писатель, основоположник новой армянской литературы и нового литературного языка (на основе восточноармянского диалекта вместо устаревшего грабара), педагог, этнограф.

О почестях я не вздыхал с тоской,
Не жалел, что славы лишен мирской,
Но как перед смертью нам не вздыхать?
Ведь тысячи дум надо в землю взять!

Ни длительной жизни я не желал,
Ни богатств у мира я не просил.
Но каждый вздох мне смертью бывал.
Коль его я народу не приносил.

Лишь затем желал я власти, честей,
Лишь затем я жаждал сиянья венца,
Чтобы тысячам тысяч несчастных людей
Слезы с глаз стереть, облегчить сердца.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тот жалок народ, чья рука слаба,
Жалка страна, что врагу – раба.
Народа, что землю свою и жизнь
Разбойникам предал, жалка судьба.

Так пламенно, страстно и с нескрываемой душевной болью писал наш великий предок Хачатур Абовян (1809—1848) в стихотворении “Человек, любящий свой народ, перед своей смертью”, ставшем, наряду с другими, своеобразной программой жизни “неистового Хечана”. Светлая личность, родившаяся в неведомом миру канакерском тихом уголке под Ереваном, открывшая глаза армянам на современный ему мир и наметившая яркую путеводную звезду исторического грядущего для разделенного и стонущего под игом иноземных деспотий несчастного, забитого народа, чью судьбу он разделил сполна, и, наконец, с загадочным и до сих пор невыясненным концом жизненного пути…

Хачатур Абовян начальное образование получил в Эчмиадзине, затем учился в тифлисской духовной семинарии Нерсисян. Были среди его учителей широко мыслящие люди с передовыми взглядами, пробуждавшие в нем интерес к знаниям, любовь к наукам. В эти годы в сердце мечтательного юноши созрела пламенная любовь к простому народу, прозябавшему в невежестве, в вечном страхе за свое физическое существование под властью иноверцев.

После присоединения Восточной Армении к Российской империи в 1828 г., уже в тридцатые, Абовян – студент прославленного Дерптского университета (Тарту, Эстония), в котором было довольно сильно немецкое влияние. Здесь он оказывается в кругу образованнейших людей с европейским мышлением – преподавателей и студентов, что явно сказалось на духовном и творческом облике будущего педагога и писателя-демократа. В Дерпте, в частности, он познакомился с В. Жуковским, сыновьями Карамзина…

По окончании университета, полный новых идей, Абовян возвращается на Кавказ. Увы, благородные порывы молодого интеллигента натолкнулись на равнодушие местных властей: как в центре края и средоточия армянской общественно-культурной жизни – в Тифлисе, так и в родном Ереване. Повсюду он встречает препятствия, недоверие тех, кто занимался вопросами образования, культуры, печати… Чтобы в какой-то мере претворить в жизнь свои новаторские идеи в педагогике, Абовян создает частное учебное заведение. Он старается привить своим воспитанникам возвышенные, патриотические чувства, готовит их к просветительской деятельности. На него и его дела смотрят косо…

Тем не менее он не отчаивается: в эти годы пишет также стихи, рассказы, очерки, статьи и, наконец, создает в начале сороковых годов на доступном простому народу языке, ашхарабаре, бессмертный памятник армянской литературы – роман “Раны Армении. Плач патриота”.

“Раны Армении” – шедевр новой армянской литературы, оригинальное по форме и содержанию воплощение ее эпических и художественных традиций.

Микаэл Налбандян подчеркивал, что в романе — “подлинное воплощение национальной поэзии”, “душа нации, современное положение нации, представления нации” и если “Раны Армении” обладают “какими-либо достоинствами и если эти достоинства можно оценить – то именно только с точки зрения европейских канонов, которые исходят всегда из замысла произведения и из того, насколько удачно понял и разрешил автор поставленную перед самим собой задачу… Выдающийся писатель-демократ XIX века в ответ тем, кто пренебрежительно считал сочинение Абовяна “мужицким”, написанным “для простого народа и простонародным слогом”, прямо парировал: “Не согласен! Оно написано для всей нации!”

Патриарх армянской поэзии Ованес Туманян высоко ценил роман и, в частности, писал: “…это и вопль патриота, исполненный скорби и стенаний, и национальная эпопея, дышащая силой и гордостью, и панегирик облагодетельствованного и спасенного, полный слез радости, благодарственных возгласов и благословений. И все, что исходит из его сердца, из его уст, из-под его пера, искренне, сердечно и правдиво…”

Мариэтта Шагинян, тонкий литературовед и одна из одареннейших и мудрейших армянских женщин-художников современности, писала: “Хачатур Абовян занимает почетное место в ряду гениальных сынов человечества. Подобно всем великим основоположникам национальных литератур на заре XIX в., он создал для своего родного армянского народа литературный язык, дал на этом языке многожанровые образцы литературы, показал своей жизнью самоотверженный пример служения родине. Его бессмертный роман “Раны Армении” до сих пор нельзя читать без волненья. Он исполнен глубокого гуманизма, потрясает своею любовью к родному народу и на века завещал армянам беречь и хранить нерушимую дружбу с великим русским народом”.
Об основоположнике новой армянской литературы написаны тома научных исследований, книг и статей начиная, пожалуй, почти с самого покрытого мраком его исчезновения из родного дома. Хачатур Абовян – многогранная и мощная по интеллекту фигура, в полной мере отразившая литературно-культурные и общественно-политические реалии Армении и России начала XIX века, впитавшая ростки нового европейского мировоззрения и мироощущения, философию бытия и быта, столь отличные от турецко-персидского менталитета, навязанного армянам долгим мусульманским окружением и политическим диктатом, служила примером подлинного патриотизма, верности и преданности нации, символом духовного возрождения армянского народа.

Молодой Абовян воодушевленно восклицал: “Жить и умереть для Отечества – вот задача, выбранная мною с самых юных лет! Будучи еще отягченным как бременем деспотизма, так и невежества, не имея еще никакого понятия о европейском образовании, опоры, и даже никаких средств к достижению цели, одну я эту питал в душе мысль. Одним я этим возгорался желанием”.
К своему 200-летию великий сын Армении пришел отнюдь не в ореоле “ветхого набальзамированного” классика, чьи заветы и наказы давно уже преданы забвению и подвергаются ревизии “новых идеологов” и “вершителей судеб”. Абовян, пожалуй, злободневен и в наше неспокойное время, когда в калейдоскопе непредсказуемых глобальных событий и неожиданных зигзагов исторической судьбы вновь проходит испытание весь уклад привычного, казалось бы, устоявшегося мира, в том числе и закавказского… Истины, высказанные просветителем уже позапрошлого века, напоминают о себе и обретают “кровь и плоть” и в наши дни…

Хачатур Абовян родился и жил в удивительную историческую эпоху. Возможно, родись он в “благостные и добронравные времена”, — вырос бы заурядным провинциальным человечком, “не лезшим поперек батьки в пекло”, став добросовестным учителем -“варжапетом”, сносно или даже очень хорошо учил бы детишек грамоте, радовался своим нехитрым и скромным житьем-бытьем в кругу любимых домочадцев. Но мальчик был любопытен, смышлен, расторопен, страстно тянулся к иной жизни и иному миру. А мир этот уже диктовал свои условия… Невозможно говорить о присоединении Восточной Армении к России и не вспомнить сразу же об Абовяне и его святом завете – “навеки с Россией”. Уникальный роман “Раны Армении” – шедевр армянской литературы нового времени, пронизанный острой болью за поруганный родной народ и в то же время воодушевляющий и поднимающий его на борьбу с поработителями всех мастей, — квинтэссенция его духовной и нравственной мощи! Властитель дум армян – Ованес Туманян, говоря о всенародном желании присоединиться к России, очень точно определял роман Абовяна как “правдивое отражение исторического настроения армян, их давнего желания видеть свою страну в составе России”.

Действительно, Абовян – великий и самый вдохновенный выразитель русской ориентации армянского народа. Он глубже и многостороннее других понимал и объяснял значение этого присоединения. Вспомним: детство будущего писателя-патриота было омрачено безотрадной мусульманской тиранией, накладывавшей отпечаток на всю восточноармянскую действительность. В бегстве от безысходности и в поисках “светлой полосы” в жизни и “глотка свежего воздуха” он уезжает на учебу в столицу единоверной Грузии, ставшей с присоединением ее к России еще в 1801 году форпостом самодержавия в Закавказье. В русско-персидскую войну 1827-1828 гг. Абовян был в горниле войны, почувствовал “душой и телом” страдания родного народа, стал очевидцем всего происходящего. Все чувства, переживания и тяготы, осмысленные под пером талантливого писателя вылились в бессмертные страницы эпопеи “Раны Армении”.

Как-то Ов.Туманян заметил, что у Абовяна “была возможность увидеть и оценить истинную картину жизни нашего народа и создать художественную летопись той поры”; он же предложил и обосновал верное прочтение романа “Раны Армении” – это “отображение и история великой войны, это и душевное страдание, причиненное армянскому народу”. Проницательный Туманян подчеркивал, что роман вобрал в себя “муки и мечты армянского народа в последний период его истории, и именно в этом кроется тайна того, что она считается у нас священной”. Оценивая непревзойденный труд своего великого предшественника, Туманян заключает: “Наш народ любит “Раны Армении” прежде всего потому, что они являются огненными устами, выразившими протест всей нации против грубой и темной азиатской тирании, верным толкователем исторических настроений армянина – его давнего желания жить под покровительством русских…” Другой мэтр армянской поэзии, Ав.Исаакян, заметил, что шедевр творчества Абовяна – роман “Раны Армении” в то же время “наш сердечный договор с великим русским народом, ставший заветным в смертельных схватках за жизнь”.

Будучи европейски образованной, тонкой и проницательной личностью, Абовян, конечно же, отлично осознавал истинные цели русского царизма на Кавказе – это была, естественно, не столько забота об интересах и благополучии “туземных народов”, сколько в первую очередь продвижение и закрепление Российской империи “на перекрестке миров” – на подступах к Средиземноморью и Ближнему Востоку. Но в то же время Абовян, как и почти все деятели литературы и искусства того времени, не представлял будущего армянского народа ( по крайней мере – его восточной ветви) и его культуры вне связи с мощной северной державой и великой русской культурой. И именно в этом его безусловная историческая заслуга. Более того, в армянской действительности он сам был первым ярким деятелем, испытавшим благотворное влияние русской духовности, и в то же время убежденным проводником литературы и культуры России, подчеркивал исключительную важность русского языка в приобщении раздвоенного армянского народа к высотам общечеловеческой культуры.

Хачатур Абовян, вращавшийся в кругах передовой интеллигенции России и Кавказа со студенческих лет, проявлял интерес и к языкам, довольно хорошо владея некоторыми их них. В частности, высоко ценил русский язык, относя его к одному из “самых богатых и самых необходимых языков мира”. Придерживаясь мнения, что вообще цель изучения любого языка – “подружиться с духом того народа, которого языку мы учимся”, армянский просветитель особо выделяет русский язык, считая его одним из важнейших для армянского народа: “И какой из восточных или западных языков может в этом отношении способствовать нашей нации более всех, как не русский, которого польза и качества заставили и образованных народов нашего времени заниматься им, тем более армян, которые видят всю необходимость изучения его”.

Армянский писатель общался с некоторыми выдающимися деятелями русской культуры. Так, он с душевным трепетом писал поэту В. Жуковскому: “Еще на заре детства к Вам были направлены благороднейшие чувства и порывы моего сердца. И если существует настоящая гармония в человеческих сердцах, связь, которая соединяет миры, находящиеся на расстоянии миллионов миль друг от друга, и уносит в вечность все скудное и невесомое мира сего, то никогда разлука в этом мире не может послужить причиной, чтобы я перестал уважать, почитать и любить Вас. То, чем Вы являетесь для меня, не может сравниться ни с чем на свете”. Таким образом, Хачатур Абовян выражал искреннюю любовь своей возвышенной души не только к самому поэту Жуковскому, но и ко всей боготворимой им прогрессивной России, разделяющей радости и горести многострадального армянского народа.

Высоко ценили патриотический подвиг и творческое наследие Х.Абовяна русские друзья армян и в советский период. Благодаря проводимой Кремлем активной и сплачивающей народы Советского Союза взвешенной, хотя и далеко неоднозначной, национальной политике, имя и дело верного глашатая армяно-русской дружбы особенно пропагандировалось в связи со столетием со дня смерти Хачатура Абовяна, широко и торжественно отмечавшегося во всесоюзном масштабе в 1948 г. Заметим, страна только-только приходила в себя после кровопролитной и долгой мировой войны, и тем не менее тогда в Союзе нашлись силы и средства широко отметить значимую и знаменательную дату в культурной жизни одного из древних народов – в Москве, Ленинграде, Ереване и других крупных городах проводились научные конференции, писательские форумы, различные памятные мероприятия… “Высадился русский десант” в те незабываемые дни золотой армянской осени 48-го и в Ереване – на приуроченном к абовяновским торжествам совещании правления Союза писателей Армении состоялся большой разговор о роли и значении выдающегося армянского просветителя и вехах развития армянской литературы. Приехали такие корифеи русской советской литературы и возглавлявшие СП СССР писатели, как Н.Тихонов и К.Симонов, литературовед В.Кирпотин, переводчики произведений Абовяна С.Шервинский и В.Звягинцева, другие видные деятели русской культуры. Так, Н.Тихонов, в своей речи при посещении селения Канакер, в частности, заметил: “Меня волнует то обстоятельство, что я нахожусь на родине великого Абовяна и имею возможность обратиться к вам от имени Союза советских писателей СССР. Абовян призывал к священной дружбе армянского народа с русским народом. Его мечта осуществилась!”

Другой верный друг Армении, К.Симонов, писал: “120 лет прошло со времени событий, которые описывает Абовян в своем романе “Раны Армении”, но до сих пор невозможно читать этот, написанный кровью израненного сердца, роман без глубокого волнения, без того, чтобы твое собственное сердце не билось в груди сильней – то одержимое чувством любви, то одержимое чувством ненависти. Великий писатель, умерший 100 лет назад, являл собой пример настоящего народолюбца и демократа, человека, который горячо и страстно верил, что будущее армянского народа лежит на путях дружбы и братства с русским народом”.

Сергей Шервинский, маститый русский переводчик, потрудившийся на славу и подаривший в 1948 г. “Раны Армении” русскому и всесоюзному читателю в преддверии памятной даты Абовяна, писал позднее в своей серьезной и объемистой литературоведческой статье “О стиле “Ран Армении” (1955): “Когда мы читаем “Раны Армении”, у нас остается впечатление полного единства этой книги, как целого. Между тем сколько-нибудь внимательный читатель без труда усмотрит в романе смешение различных, порою вроде бы не вяжущихся друг с другом литературных стилей. Почему же это не мешает единству? Не мешает потому, что замысел романа и его душевное напряжение столь значительны, столь поглощают ум и сердце читателя, что он готов простить автору не только стилистический разнобой, но и неровность изложения, слабость отдельных сцен. Неровность и пестрота романа “Раны Армении” бывали не раз отмечены. Задача – раскрыть мучительную судьбу армянского народа, привлечь к нему внимание культурного человечества, а также провозгласить во всеуслышание неизбежность и благодатность сближения с русским народом – выполнена была Абовяном в его романе с неуклонной последовательностью, с той безудержной страстностью, которой нельзя не восхищаться при чтении этой патриотической исповеди”. Касаясь жанра, структуры и стилистики произведения, Шервинский профессионально замечает, что это едва ли роман в обычном понимании этого термина: страницы, подходящие под это понятие, перемежаются в нем с большими отрывками художественного очерка, исторического повествования, философских рассуждений, со всякого рода отступлениями, которыми так богата эта книга. Однако, убежден переводчик, без своей пестроты “Раны Армении” потеряли бы “горячность своей непосредственности” – подобного “извержения чувств, взрыва темперамента”, пожалуй, не встретить во всей мировой литературе. С.Шервинский напоминает, что Абовян не подверг свой роман окончательной доработке (“в сыром виде” переписывалась книга почитателями автора и последователями его идей, а опубликован роман был только в 1858 г., т. е. спустя десять лет после таинственного исчезновения писателя), а авторское предисловие к роману справедливо называют “литературным манифестом” писателя-патриота. “Именно в нем, — подчеркивает переводчик, — Абовян пылко и убежденно высказал тезисы, которые считал основными в свой литературной деятельности: писать надо для народа и о народе и писать на языке, понятном народу”. С.Шервинский отмечает, что Абовян, избрав своим героем молодого крестьянина Агаси и его среду, тем самым заложил основу демократического направления в армянской прозе. Он акцентирует внимание на том, что роман написан не на “мертвом грабаре”, а на живом ереванском диалекте, с элементами гюмрийского и карабахского говоров. Автор статьи, давая скрупулезный анализ произведения, выделяет в “Ранах Армении” несколько стилистических пластов, не только не близких друг другу, но иногда и прямо противоречивых. Здесь “уживаются” ораторская речь и “протокольный стиль”, художественно-риторические приемы и элементы народности, реалистический народно-бытовой очерк и страницы, окрашенные “прямым сентиментализмом”, сплетающиеся с “условно-романтической струей”. Русский переводчик и литератор вполне рассудительно считает, что в армянском романе не следует искать следов прямых подражаний или буквальных влияний, но несомненно, что великие писатели, главным образом русские (прежде всего Гоголь), “предоставили” Абовяну материал для творческого выражения мыслей и чувств, “запали” в его душу. “На заре новой армянской литературы, — пишет Шервинский, — Абовян бросил в ее почву урожайнейшие сорта семян, взятые преимущественно из запасов русской литературы… При всей склонности к сентиментализму и риторике Абовян был прежде всего художником-реалистом: когда бы не это, едва ли “Раны Армении” сохранили бы для нас нынешний животрепещущий интерес не только как документ общественно-политический, но как факт художественного творчества”.

Хачатур Абовян хорошо знал и любил русскую литературу, был одаренным переводчиком. Его переводы были сделаны на ашхарабаре – “переводил я так, чтобы по душе было нашему народу”. Абовян обратился к творчеству Карамзина, Хемницера, Крылова, идейное содержание и политическая направленность которых, несомненно, импонировали настроениям и взглядам самого переводчика.

Передовая русская культура, блестящее образование позволили Абовяну стать одним из самых эрудированных людей армянского общества того времени, что дало ему возможность развернуть активную просветительскую деятельность, бороться по мере своих возможностей против господствующей клерикально-феодальной идеологии. Однако, как известно, чересчур неистовых борцов и “ершистых” правдолюбцев не любят ни в какие времена, даже если во мраке они зажигают искры просвещения, надежды, истины… Душная атмосфера эпохи, провинциализм, косность чинуш разного калибра сделали свое дело: во цвете лет Абовян, уставший от несправедливости мира и вероломности людей, вышел из дому и… не вернулся. Никто не знает, где его могила. Версий много (вплоть до той, что он просто тайно был сослан царскими властями на Сахалин – за крайнее вольнодумство и чрезмерно активную национально-патриотическую деятельность), достоверных и доказанных фактов – нет …

Армянской интеллигенции того времени (и тем более в более поздний период) грех было жаловаться на невнимание российского образованного общества к Армении, к армянскому народу вообще и к памяти Х.Абовяна в частности. Так, талантливый русский писатель С.Дангулов (тоже армянских кровей!) позднее писал об Абовяне: “Наверно, армянский народ не единствен, чья устремленность к свету, а вместе с тем самосознание, пробуждались и росли вместе с приходом в его жизнь личности яркой, символизирующей и незаурядный талант, и истинную энциклопедичность познаний, как правило, в сочетании с необыкновенной судьбой, подчас судьбой трагической. Кем бы ни было это лицо: крупным писателем, выдающимся ученым, государственным человеком, ниспровергателем отживших канонов – народ справедливо зовет его просветителем. Народ вкладывает в это имя свой смысл, неотторжимый от веры в будущее. Стоит ли говорить, что просветитель не возникал сам по себе, его творили мысль и деяния народа, по своей сути революционные. Когда я думаю о Хачатуре Абовяне, то он, великий писатель и педагог, представляется мне классическим образом просветителя, чья жизнь и творчество символизируют значительную веху в сознании Армении. Быть может, характерной чертой истинно великой личности является ее способность утвердить своим деянием то характерное, что свойственно времени, в котором личность живет; вобрать главное, что типично для твоих современников. Как свидетельствует провидица-история, действенность мысли в этом случае утраивается, а пророчество обретает силу невиданную. В ряде необыкновенных качеств Хачатура Абовяна, смею думать, было именно это достоинство: он прозрел будущее потому, что его мысль в полной мере постигла то значительное, что было свойственно его времени. Не мыслю себе художника и педагога, не постигшего это правило, тем более оно обязательно для человека, который вошел в историю своего народа в высоком звании просветителя”.

Искренний друг армян, современный поэт М.Дудин также восторгался гением писателя и реформатора: “Хачатур Абовян! Кто он и что он сделал в истории? Он был заступником народа, был борцом за справедливость, он был пророком истины. Он показал миру раны своей Армении в прямом понимании этого слова и, как гласит одна из легенд, ушел в туман истории в заоблачные вершины на Арарат. У каждого человека есть своя вершина. У Хачатура Абовяна есть Арарат – вершина его творческого духа. Как он собирался на эту вершину, дело воображения. Он шел к вершине своего творческого духа путем познания… Он был человеком, имеющим сердце Прометея. У него слово не расходилось с делом. Слово Абовяна было сутью действия его души, огнем Прометея, освещающим дорогу армянскому народу в диких ущельях вражды и ненависти. Слушайте и читайте, что говорит Хачатур Абовян о самой сути своей души, о ее любви. Как же мне не благодарить его за эту искреннюю любовь, которая во всей своей первозданной свежести дошла и до моего сердца”.

Абовян и спустя два столетия именно то крепкое духовное звено, которое связывало, связывает и, вне сомнения, еще долго будет связывать дружественные единоверные армянский и русский народы, армянскую и русскую литературы, Россию и Армению.

Абовян завещал своему народу: “…Живите душа в душу, любите друг друга. Ведь вы – порождение той самой страны, дети того самого народа, который удивил весь мир и еще впредь удивит. Берегите же друг друга, как берегли ваши предки, уважайте друг друга взаимно – вспомните предков ваших! Поклоняйтесь вашей земле и вашему народу”…

Будем верны этим благословенным заветам Просветителя и Патриота, не потерявшим смысла и в наши дни.

Роберт Багдасарян, доктор филологических наук
(2009 г.)