ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Этюд #1
Далеко внизу пеклась долина, еле виднелись искрящиеся ленты двух рек, пересекающие долину наискосок, а также был виден маленький городок – Капан. По берегам рек — Вохчи и Вачаган — были фруктовые сады и небольшие дубовые рощи, но чем дальше, тем растительность становилась беднее: деревья сменялись кустарниками, а те в свою очередь выжженной солнцем травой. Еще дальше, окутанные раскаленной дымкой, виднелись горные хребты. Они не имели четких очертаний и порой сливались с бледнеющим у горизонта небом.
Иногда дул ветер, но это ни в коем случае не освежало, наоборот: казалось, что на тебя с полей направили огромный невидимый фэн, и тогда с тебя начинал стекать пот. Жара словно старалась выжать из тебя все. Высокое солнце, уже чуть склонившееся к западу, плавило твой мозг, жгло шею. Руки неумолимо быстро потели, и часто кисть выскальзывала у тебя из-за пальцев и падала на траву и горячую землю. Ты чувствовал, какая она горячая, когда нагибался взять упавшую кисть и случайно касался рукой земли.
Картина получалась, и сердце билось спокойно и размеренно. Но иногда оно учащало свой ритм. Это бывало тогда, когда в голове появлялась новая мысль, или удавалось найти нужный цвет, полутон. Сердце бешено заколотилось еще тогда, когда ты подумал пририсовать коршуна, одиноко парящего над долиной. Коршуна не было, но ты все равно пририсовал его. Тебе казалось, что его не хватает твоей картине.
Этюд #2
Вдоль аллеи, которую создала в лесу сама природа, росли орешины, и ветви их, переплетаясь над тропинкой, образовывали арки, и под ними была тень. Тропинку под арками проложили пастухи, перегонявшие скотину из деревни на зеленые луга далеких холмов. Она была вырезана на склоне холма, но только на нем до самой вершины рос густой лес. Лес спускался сверху и продолжал тянуться до самого подножия холма; там была дорога, и по ней ехали автомобили — из Капана в Ереван и обратно — и гул их заглушался лесом.
Если все время идти по аллее, можно выйти на освещенную солнцем поляну, с трех сторон окруженную лесом. На поляне растут маки, васильки и желтые одуванчики. Здесь можно увидеть кусты ежевики и шиповника. Ягоды шиповника похожи на капельки крови, которые вот-вот закапают с зеленых колючих веток.
С поляной заканчиваются арки, но тропинка продолжает тянуться дальше вверх, а потом резко спускается в неглубокий овраг, где есть родник с очень холодной и очень вкусной водой. Дальше тропинка поднимается по склону другого холма, на которой нет леса, зато ближе к вершине есть роскошные луга. Отсюда с поляны можно видеть далекую вершину этого холма, пасущихся там коров и сидящего на камне пастуха.
Но тебе лучше оставаться на этой поляне. Этюдник можно установить на краю поляны, стоя спиной к ее четвертой стороне (не свались только ради Бога в пропасть; здесь поляна резко обрывается, и далеко внизу, у дороги есть острые камни и скалы). За твоей спиной будут долина, утопающая в полуденной дымке с тремя крошечными селениями, а за ними — цепи гор. Не надо пиши долину: Ты это уже сделал вчера. Пиши поляну. Перед тобой повыше будет лес, и тебе удастся передать стройность стволов бука, а также — громаду большого дуба, который окажется посередине картины. Слева — вход в аллею с арками из веток орешины, а справа — опять лес, деревья, но они ниже, потому что там овраг с родником. Здесь можно нарисовать корову, идущего за ней пастуха с кривой палкой. Они спускаются в овраг, а все стадо уже, напившись из ручейка, поднимается по склону следующего холма. Коров очень много, и они слиты в одной черно-коричневой массе.
Но ты хороший художник, и поэтому не концентрируй внимание на пастухе и корове, которые почему–то отстали от стада. Большая часть полотна занимает поляна, и чувствуется, что она залита полуденным солнцем. Красные маки, голубые васильки, ярко-желтые одуванчики и веселая светло-зеленая трава. Ближе всего к тебе кусты шиповника и ежевики, и поэтому надо подробно написать черные ягоды ежевики и ягоды шиповника цвета крови. Ты видишь: если куст шиповника тянется вверх, к небу и приблизительно представляет собой почти правильную трапецию, то куст ежевики не имеет формы и словно распластался по земле. Пиши медленно, не спеша, и ради Бога не отходи от этюдника, чтоб посмотреть, как получается картина: ты не успеешь даже взглянуть на картину, как будешь уже лететь вниз, на скалы. И потом: когда пастух будет возвращаться со своим стадом и увидит одиноко стоящий этюдник, он не догадается посмотреть вниз; он просто решит, что ты скрылся за каким-то деревом помалой нужде.
Когда ты заметишь, что длина твоей тени увеличилась настолько, что достает до входа в аллею, это будет означать, что у тебя за спиной, вернее, за далекими горами заходит солнце. Собери этюдник, краски и поспеши по аллее домой, чтоб тебя не опередило стадо со своим меланхоликом-пастухом. Иначе тебе придется ждать, когда вся эта скотина добредет, наконец, до деревни, а тогда ты не дойдешь засветло.
Итак, прежде чем увидишь, что стадо решило возвращаться, спеши домой. Дома выпей что-нибудь покрепче молока и, выкурив, конечно, сигарету, ложись спать. Изнуренный летним солнцем, ты быстро заснешь, если, конечно, не получил солнечный удар, и тебе будет сниться сон с красными, как у Гогена, коровами и рогатым (не улыбайся!) пастухом.
Ты знаешь, что молодая жена пастуха утром тебе принесет очередную банку молока.
Спокойной ночи, художник.
Этюд #3
…Теперь тебе вспомнился город, который утопал в дымке, там, в долине. Вспомнились реки, не замерзающие зимой, вспомнилась сама зима и холод. Зимой в городе бывает очень красиво, особенно по вечерам, когда ты гуляешь по улицам, и снег, который шел с утра, искрится в свете фонарей. Рядом чернеет река, и ты знаешь, что чуть дальше она встретится с другой и сольется с ней. Зимой ты отдыхаешь, или работаешь в мастерской. Зимой ты пишешь только весну! Когда на улице идет снег и очень холодно, дома у тебя на картине цветет сирень и светит солнце…
Ты подумал теперь об этом и улыбнулся. И почему-то у тебя на картине начал идти снег. Прямо на застенчивые цветки. Цветки сирени.
Этюд #4
Рассвет был просто изумительным. На востоке, над лесом, с севера на юг протянулись длинной дугой облака и образовали огромную арку над Востоком, под которой было еще одно, маленькое облако, похожее на яхту с поднятым грот-парусом.
Облака сначала были белыми, и, казалось, словно застыли в ожидании чего-то и не плыли по небу, от чего, может, и не было ветра. Не было слышно ни птиц, ни дыхания леса: все застыло в ожидании, все чего-то ждало. Ждало и небо, и облака из белого постепенно стали фиолетовыми, и неожиданно стало еще тише. Фиолетовый сменился розовым, а потом и вовсе красным, и в природе стало уже невыносимо от ожидания: деревья окаменели и как будто вытянулись ввысь в неимоверном напряжении; казалось, еще немного, и они вылетят из земли и, подобно ракетам, полетят в космос, чтоб посмотреть, почему так долго длится ожидание… Но вот с красной аркой и яхтой под ней начинает что-то происходить: они приобретают оранжевый цвет, и кажется, что если теперь топнуть по земле ногой, то она, Земля, зазвенит от напряжения…
Но вот где-то запел петух, и природа вздохнула с облегчением. И начало восходить Солнце: над лесом показался краешек Диска. Оно, словно стесняясь, застенчиво и робко начало взбираться по невидимой лестнице на небо. Арка снова стала белой, и яхта, как будто подняв якоря, поплыла на север. Подул легкий ветерок, листья на деревьях заулыбались и зашумели, приветствуя Солнце. Запели птицы, и лес, затаивший дыхание, снова задышал. Яхта же с наполненным грот-парусом все плыла на север, освобождая путь для Солнца, которое все увереннее и увереннее поднималось по небосклону, светило уже во всю силу и было прямо под аркой, которая разорвалась в центре, и было такое впечатление, будто раскрылись большие небесные врата.
Утро закончилось.
Начинался день.
Скоро к тебе в беседку, где ты сегодня установил этюдник, прибегут твои “пастушата”, как ты их называешь в шутку, и позовут на завтрак.
— Пойдем! Пойдем! Мама приготовила яичницу с помидорами, и мы купили хлеба!