• Вт. Мар 19th, 2024

Надежда Никитенко. Анна порфирородная. Посольство Оттона

Ноя 21, 2016

ЛИТЕРАТУРА

«Наша среда online» —  Продолжаем публикацию книги Надежды Никитенко «От Царьграда до Киева. Анна порфирородная. Мудрый или Окаянный?». Благодарим автора за разрешение на публикацию!

АННА ПОРФИРОРОДНАЯ

Посольство Оттона

ot-cargrada-do-kievaНа Пасху 967 г. случилась кровавая драка между константинопольскими моряками и преданным Никифору отрядом армянских гвардейцев. И раньше у жителей столицы вызывали недовольство безобразия армейцев, которые пользовались особой защитой василевса. Когда ему жаловались на это, он отвечал: «Не удивительно, что при таком количестве людей некоторые своевольничают». Император-воин, любимец солдат, даже пытался добиться от Церкви присоединения к лику святых тех, кто погиб на поле боя. Хотя это ему не удалось, авторитет армии значительно вырос в те годы, а военная служба считалась весьма престижной.

Армянский отряд понес во время столкновения на ипподроме большие потери, и в городе распространились слухи, что император намеревается наказать народ, когда тот скопится на ипподроме. Как на грех, перед началом праздничных зрелищ василевс решил развлечь публику, пришедшую на ипподром, игровым боем. Это не было какой-то диковинкой, ибо и раньше конские ристания чередовались с такими представлениями. Однако в этот раз люди пришли на ипподром, тая в душе страх. Когда воины обнажили мечи, это было воспринято как начало побоища.

Охваченная страшной паникой, стотысячная толпа ринулась к выходам, в результате чего большое количество людей было затоптано и задушено. Лишь выдержка императора, показавшегося народу в своей ложе на ипподроме, остановила безумие. «Это событие, – говорит историк Лев Диакон, – послужило началом враждебности Константинополя относительно василевса». «К этому, – продолжает он, – добавились и злоупотребления его брата, куропалата Льва, который изменил мужество воина на корыстолюбие горожанина». На беду, несколько лет подряд случились неурожаи, в результате чего хлеб подорожал в восемь раз. Лев принялся спекулировать хлебом, и обманутые люди говорили, что оба брата набивают мешки общественным добром. Везде было только и слышно, что василевс, твердя о нужде в значительных средствах на военные расходы, безжалостно разоряет своих подданных и выдумывает новые неслыханные налоги.

Из уст в уста передавали такой анекдот: «Как-то император учил в поле войско. К нему подошел седой дед и попросил взять его в солдаты. «Ты же уже старый, – удивился Никифор, – как можешь служить»? А тот ответил: «Теперь я сильнее, чем когда был юношей, потому что раньше купленный на золотую монету хлеб навьючивал на двух ишаков, а теперь могу легко нести его на плечах».

Ненависть толпы быстро нашла выход. Когда через два месяца после кровавых событий на ипподроме василевс в праздник Вознесения возвращался из богомолья в загородном храме Богородицы Пиги, около Хлебного рынка его встретила разъяренная толпа. Страсти подогревали родственники погибших на ипподроме, называя Никифора преступником и кровавым убийцей. В Никифора полетели камни и комья грязи, разъяренная чернь выкрикивала проклятия, осыпая своего вчерашнего кумира бранью. Две женщины, мать и дочь, забрались на крышу и едва не убили императора камнями. На следующий день их схватили и заживо сожгли на городской площади Вуколеон в чреве медного быка. Самому же Никифору с трудом посчастливилось спастись от толпы. Его вызволили из беды знатные горожане, которые оттеснили толпу и провели василевса ко дворцу. С тех пор в душе Никифора поселилась тревога, сердце терзали грусть и обида на неблагодарность ромеев. К тому же ему стало известным пророчество, что тайком переходило из уст в уста: василевс умрет насильственной смертью в царском дворце, убитый соотечественниками. Напуганный этой молвой, он начал спешно возводить вокруг приморского дворца, своей любимой резиденции, высокую стену. Казалось бы, василевс обезопасил себя.

Тревожные настроения проникли и в Священные Палаты. Маленькая Анна с интересом прислушивалась к разговорам обитательниц гинекея о слухах и пророчествах, волновавших столицу. Ее сильно напугало землетрясение, которое случилось 2 сентября 967 года. Рассказывали, что Бог сильно сотряс грешную землю, были разрушены многочисленные дома, а кое-где – даже целые города. Некоторые из них превратились в могилы для своих жителей. Тогда же прошли страшные ливни, вызвавшие наводнения, случилось извержение вулканов, которые повлекли черные дожди, пронеслись сильные знойные ветры, уничтожившие урожай. В этом усмотрели проявление гнева Господнего. Все ожидали беды, никто в империи не чувствовал себя в безопасности.

Принцесса Анна интуитивно ощущала неясную тревогу, однако еще не осознавала ее причин. Когда летом 968 г. в Константинополь прибыло посольство германского императора Оттона I, Анна не знала, что решается ее судьба. Девочке было лишь пять лет, но по обычаям тех времен, когда обручали даже младенцев, она уже могла стать невестой. За год до этого германский император короновал соправителем своего сына Оттона II. И вот теперь решил посватать тринадцатилетнему потомку порфирородную принцессу. Этот брак призван был не только значительно повысить престиж молодой Саксонской династии, но и сулил ей незаурядную выгоду. В 962 г. Оттон I короновался как император Священной Римской империи и покорил себе почти всю Италию. Здесь его интересы столкнулись с Византией, едва удерживающей южную Италию. Воспользовавшись советом одного из своих приближенных – епископа Лиутпранда Кремонского, Оттон I решил получить южную Италию мирным путем, в качестве приданого порфирородной принцессы.

Но византийцы вовсе не желали поступаться немцам своими итальянскими владениями. К тому же константинопольский двор возмущала дерзкая попытка «дикого тевтона» присвоить себе священный императорский титул. «Один Бог, одна империя, один василевс. Лишь ромеи являются наследниками римлян», – провозглашала византийская имперская доктрина. Тем временем на наследство древнего Рима претендовала и Западная империя.

Не удивительно, что посольство Оттона, возглавляемое его инициатором Лиутпрандом, встретило в Константинополе весьма холодный прием. Остановив послов у Золотых ворот, византийцы продержали их под ливнем несколько часов верхом на конях. Потом под проливным дождем немцев провели пешком через весь город улицами, которые превратились в сплошную грязь. Замерзшие и голодные, промокшие до нити, забрызганные грязью, горемычные послы наконец добрались до Мраморного дворца. Невзирая на свое громкое название, дворец оказался пришедшим в упадок домом без всяких удобств. С послами вели себя, словно с пленными, держали их впроголодь. Издевательство над немцами длилось достаточно долго.

Когда Лиутпранд в конце концов с большими трудностями добился аудиенции у императора, тот встретил его неприязненно и даже грубо. «Властитель, от которого ты прибыл, не император, ни даже римлянин, а лишь король варваров. Воины твоего короля не умеют ни ездить верхом, ни вести пеший бой. Их длинные копья и огромные щиты, тяжелые панцыри и шлемы мешают им в битве. Им вредит обжорство, их бог – брюхо, они пьяницы и трусы!» Худшей обиды от императора-солдата невозможно было и слышать.

Наступил день парадного приема. Никифор сидел в роскошном зале дворца Магнавры на знаменитом золотом троне Соломона. Такое название трон получил из-за мудрости своего устройства, а также по аналогии с престолами древних властелинов Востока. Перед троном стояло золотое дерево, на ветках которого сидели украшенные драгоценными камнями и жемчужинами золотые птички. Трон охраняли огромные золотые львы. Золото и драгоценности сверкали, где не глянь. Особенно поражал на удивление роскошный императорский наряд, который превращал василевса в лучезарного посланца небес. Этот неземной красоты божественный мир был явлен присутствующим во всей полноте. Когда посол пал ниц перед повелителем империи, львы поднялись, забили хвостами и грозно зарычали, а птички запели переливчатыми голосами. Посол поднялся с колен, и – о чудо! – василевс оказался вознесенным к небесам, его трон был уже под высоким сводом потолка. На Никифоре сверкал уже совсем другой наряд, не менее нарядный и ослепительный. Случилось неописуемое чудо.

Правда, Лиутпранд, оскорбленный плохим приемом, позже в своих воспоминаниях придал всему саркастический оттенок. Он пишет, что Никифор был наряжен в выцветшие потрепанные одежды, старые и вонючие, с потертыми украшениями. Сам император – «настоящее чудовище, пигмей с большой головой, с маленькими глазками, словно у крота; он обезображен короткой, широкой, поседевшей бородой, его уродует тонкая, как палец, шея; весь он зарос густыми волосами, лицом он темен, как эфиоп, которого не захочешь встретить ночью! У него толстое брюхо, сухие ягодицы, бедра слишком длинные относительно его короткого телосложения, голени короткие, язык у него бесстыж, по уму он -лиса, а по коварству и лживости подобен Улиссу».

Вспомнил Лиутпранд и о молодых царях, сыновьях Романа II, которые сидели сзади Никифора, слева от трона; посол злобно записал, что Василий и Константин были «когда-то повелителями Никифора, в настоящее время его покорные рабы». Это замечание Лиутпранда проливает свет на действительное положение братьев Анны в царствование Никифора. Царевна полностью зависела от любой прихоти отчима. Он мог своей волей отправить ее к Оттону. Но василевс решил иначе. Предложение Оттона заключить династический союз обеих империй Никифор воспринял как насмешку. Поэтому немецкому императору дали пренебрежительный ответ: «Неслыханная вещь, чтобы порфирородная дочь порфирородного императора вышла замуж за иноземца»! Ответ этот не был лишь следствием политического противостояния. Он имел под собой более серьезную почву.

 

Продолжение

Top