ИНТЕРВЬЮ
«Наша среда» продолжает публикацию распечатки интервью Клары Ваграмовны Терзян, данное ей Каринэ Саакянц, автору и ведущей программы “Остаться в памяти людской” Общественного радио Республики Армения
К.С. – Здравствуйте, в эфире программа “Остаться в памяти людской”. И сегодня мы снова беседуем с Кларой Ваграмовной Терзян. Упомянутые в прошлой нашей передаче ее книги “Перекличка земли и неба”, “Хоровод лет”, “Созвездие великих”, “Судьбы, дороги и тоска” и “Спасенные реликвии” могут служить (и в общем-то послужили) благодатным материалом и для нашей передачи, цель которой напоминать о людях, забывать которых мы не вправе, как не вправе забывать их высокие дела и поступки.
Прошлая наша передача была посвящена чешской переводчице армянской литературы, арменоведу Людмиле Моталовой. Сегодня в продолжение этой темы я хочу остановиться на рассказе Клары Ваграмовны о другом иностранце, для которого Армения стала второй родиной, французском арменоведе, переводчике Жан-Пьере Майе.
Клара Ваграмовна, в вашу книгу “Перекличка земли и неба” вы включили и очерк о Жан-Пьере Майе.
К.Т. – У меня очень искренние, очень теплые воспоминания о нем. Как-то раз вечером прозвенел звонок, я открыла дверь, смотрю – стоят женщина, трое детей и мужчина. Все улыбаются. Я говорю: “Пожалуйста, заходите”. Мужчина говорит на армянском языке: “Я – Жан-Пьер Майе, я француз, моя жена Ани и трое детей. Мы все говорим по-армянски. Я слушал передачу с Доус Осетом, арменоведом из Англии. Вы представляли его по радио. Но он не говорит по-армянски. А я знаю не только западноармянский, но и восточноармянский язык”. Я говорю ему: “Пожалуйста, пожалуйста, заходите”. У меня на стене висела картина храма Рипсиме. Старший сын Жан-Пьера, Винсан, как только ее увидел, сказал: “Это храм Рипсиме”. Потом спросил: “Папа, армянские письмена создал Месроп Маштоц? А кто французские письмена создал?” Отец ответил: “К сожалению, мы не знаем”.
К.С. – Латиница у них…
К.Т. – И такой вечер был, такой задушевный. Он рассказал, что его дети идут в армянскую школу, а младшая – идет в армянский детский сад. И все ее куклы армянскими именами названы. И жена его, Ани, тоже преподавала в институте Брюсова, разговорную речь. И Майе тоже преподавал в университете разговорную речь. Жена говорит: “Как много света в Армении!” И я очерк так и назвала “Как много света в Армении”… Она говорит: “Каждое утро мы любуемся Араратом. Сколько света! Сколько теплоты… Вот у Нарекаци есть “День, который равен году”. Действительно, этот вечер для меня был равен году.
К.С. – Из очерка Клары Терзян я хочу привести небольшой фрагмент.
“Разговор зашел об учителе Майе Фредерике Фейди, французском арменоведе, который приложил огромные усилия к тому, чтобы армия французских арменоведов не переставала пополняться.
– Мой учитель господин Фейди, всю жизнь мечтал увидеть Армению, но ему удалось ступить на армянскую землю только в 55 лет. А я, изучая армянский язык и литературу всего пять лет, живу в Армении и мечтаю остаться здесь еще хотя бы год, чтобы завершить все начатые здесь труды. Когда во Франции я начал изучать армянский язык, я даже не допускал мысли о том, что однажды смогу приехать в Армению. Это чудо. В академии наук мне как человеку, интересующемуся армянской культурой, много помогают, идут навстречу, меня обеспечивают такими книгами, которые не то, что во Франции, даже в Армении найти сложно.
В 1986 году в Ереване был проведен Международный симпозиум по средневековой армянской литературе. В числе участников представительного форума был и Жан-Пьер Майе. Его доклад был посвящен “Книге скорбных песнопений” Григора Нарекаци. Надо сказать, что страстное желание перевести на французский язык вершинное произведение средневековой армянской поэзии у Майе возникло чуть ли не с первых шагов в арменоведении. И в 1986 году он только приступал к реализации своего замысла. А поскольку очерк Клары Терзян написан на основе ее записей 1975 года и дополнен в 1989 году, то в нем как раз говорится и об этом. Конечно, в научных изданиях, осветивших симпозиум 1986 года, можно найти выступления и доклады всех участников, в том числе, и Майе. Но отличие публикации Клары Терзян в том, что научные издания рассчитаны на профессионалов, а выпущенные ею сборники рассчитаны на широкие круги читателей. Таким образом, обращением Майе к участникам форума Клара Терзян дополняет созданный ею портрет, иллюстрирует позицию Майе в отношении армянской культуры и дает возможность самым разным людям составить впечатление о французском ученом, так много сделавшем для изучения и пропаганды армянской культуры. Приведу несколько выдержек из выступления Майе на симпозиуме:
“Дорогие друзья, я с волнением обращаюсь к вам в связи с первым международным, я бы сказал, всемирным симпозиумом, посвященным средневековой армянской литературе. Я отчетливо понимаю, что мы принимаем участие в беспрецедентном и эпохальном событии. Надо отметить, что армянский народ, следуя по проложенному Маштоцем пути, всегда с почтением относился к гениям своей национальной литературы, всегда изучал их творчество. Что касается нас, иностранцев, то армянской книжностью, ее исследованием как одного из сокровищ мировой цивилизации мы стали заниматься только с 18 века. Какого труда стоило нашим предшественникам, опиравшимся лишь скудные документы, которыми они располагали, и не имевшим возможности посетить Армению, находить рукописи и работать над ними. И вот сегодня благодаря совместным усилиям Института литературы Академии наук Армянской ССР и Матенадарана перед всеми специалистами мира широко распахнулись двери в арменоведение. И все мы, приехавшие со всех концов Советского Союза, из Европы, с Ближнего Востока и из Америки, присоединились к армянским ученым, чтобы во имя развития армянской и общечеловеческой культуры вкусить плоды научных достижений в этой области”.
Представив читателям своей книги слово Жан-Пьера Майе, Клара Ваграмовна продолжает: “В свои ближайшие планы Жан-Пьер Майе включил перевод на французский язык “Книги скорбных песнопений”. А отвечая на вопросы газеты “Айреники Дзайн”, Майе сказал: “Хочу признаться, что я с колоссальным волнением, с одержимостью от корки до корки прочитал “Нарек”. И я надеюсь, что потрясение, которое я испытал, мне удастся передать в моем переводе на французский язык “Книги скорби”. Хочу добавить, – продолжает Майе, – что арменовед-иностранец, прочитавший Григора Нарекаци, никогда не будет задаваться вопросом, почему он стал арменоведом. “Нарек” – сам по себе достаточный повод для изучения армянского языка. Но таких поводов в армянской литературе много: это и Хоренаци, и Корюн, и Агатангелос, и Егише. Неправильно было бы считать, что сегодня об этих авторах мы знаем столько же, сколько знали, например, в 19 веке. Нет, конечно, сейчас мы знаем гораздо больше, а некоторые наши представления о них кардинально изменились. И одно из подтверждений этого – сегодняшний международный симпозиум, который, пожалуй, можно считать одним из важнейших этапов развития армянской литературы”.
В постскриптуме к очерку Клара Терзян пишет: “Жан-Пьер Майе сдержал обещание и всем нам на радость перевел на французский язык “Книгу скорбных песнопений” Григора Нарекаци. В 1990 году во время моей поездки во Францию, я услышала отрывок из этого перевода. Надо было видеть, с какой гордостью молодой армянин декламировал созданный в десятом веке шедевр и с каким воодушевлением ему аплодировал весь зал!”.
В дополнение к очерку Клары Терзян мне остается добавить, что совсем недавно Майе приезжал в Армению в связи с презентацией изданного в Ереване его перевода “Книги скорбных песнопений” Григора Нарекаци.
При таком отношении Майе к армянской культуре наверное можно считать закономерным то, что, когда в 2007 году в рамках Года Армении во Франции в Лувре была организована выставка “Святая Армения” (“Армения Сакра”), гидом экспозиции был Жан-Пьер Майе. Тогда журналист Гурген Карапетян писал (его статья была опубликована в газете “Голос Армении”):
“…В феврале 2007 г. в Лувре открылась выставка “Србазан Айастан”, самая знаменательная выставка Года Армении во Франции. Директор музея Лувра Андре Луарет и всемирно известный арменовед Жан-Пьер Майе были самыми востребованными искусствоведами, вокруг которых всегда толпилось множество людей. Вниманием посетителей всецело владел Жан-Пьер Майе, который разъяснял, комментировал экспонаты выставки, добровольно вызвавшись быть гидом-экскурсоводом экспозиции. В числе других экспонатов в Лувре были выставлены и специально привезенные из Армении хачкары. На посетителей они производили ошеломляющее впечатление. И Майе тогда сказал: “У меня первоначально был страх, что, если хачкары не будут находиться в своей естественной среде, они не будут смотреться. Слава богу, они в музее словно в объятиях природы”.
По убеждению ученого, продолжает Гурген Карапетян, защищенная естественными преградами Армения создала традиции, которые прошли проверку веками. “Мы знаем, что армяне сыграли большую роль в истории мировой цивилизации, – говорит Жан-Пьер Майе. -Чтобы мир лучше узнал об Армении и армянской культуре, мы должны чаще давать слово памятникам армянского искусства, в первую очередь древнего и средневекового. Никто не может свидетельствовать о присутствии, о вкладе армянского народа в историю мировой цивилизации лучше, чем это делают исторические памятники, произведения изобразительного и прикладного искусства”. Лучшая форма пропаганды армянской культуры и армянского искусства – это организация выставок, экспозиций в самых разных музеях мира”.
От книги Клары Терзян я отвлеклась с одной только целью, мне хотелось еще одним штрихом дополнить созданный ею портрет Жан-Пьера Майе.
Книги очерков Клары Терзян можно открывать наугад на любой странице, и практически у вас нет шансов обнаружить в них какой-нибудь неинтересный, банальный текст с дежурным сюжетом. Так, в сборнике “Судьбы, дороги и тоска” среди прочих интересных материалов помещено интервью с Мстиславом Ростроповичем. Примечательно, что Клара Ваграмовна интервьировала музыканта в 1971 году. За год до этого Ростропович приютил у себя на даче опального Александра Солженицына и создал там ему все условия для работы. Об атмосфере, воцарившейся после этого вокруг прославленного виолончелиста, можно судить хотя бы по маленькой цитате из книги Галины Вишневской “Галина”: “Звонит из Лондона Егуди Менухин, – пишет Вишневская:
- Галя, где Слава?
- Он уехал на концерты в Ереван.
- Как его здоровье?
- Хорошо.
- Он должен приехать к нам с концертами, но нам прислали телеграмму, что он болен. Что делать?
- А ты скажи, – отвечает Вишневская Менухину, – что говорил со мной, и я тебе сказала, что министерство культуры врет.
Ростропович тогда уже впал в немилость властей, перед ним закрылись двери концертных залов Москвы, Ленинграда и столиц союзных республик. Я напомню, что из СССР его выдворили летом 1974 года, а тогда, в 1971 году руководство страны изощрялось в изобретении способов унижения Ростроповича. Ему лишь великодушно позволялось время от времени выступать с концертами в каком-нибудь провинциальном городе России. И в этой ситуации армянские друзья выдающегося музыканта пригласили его с концертами в Ереван. Но даже здесь, в Ереване никто из журналистов не решался обращаться к нему с просьбой дать интервью. И когда после триумфального концерта в Большом зале филармонии Клара Ваграмовна подошла к Ростроповичу, тот удивился ее смелости. Я хочу привести ее интервью с Ростроповичем:
“Я была на том выступлении Ростроповича с оркестром, во время которого были исполнены концерты Тихона Хренникова, Арно Бабаджаняна и Антонина Дворжака.
Едва замолкли последние аккорды концерта Бабаджаняна, как зал взорвался аплодисментами, снова и снова заставляя выходить на сцену знаменитого виолончелиста и дирижировавшего оркестром Арама Катаняна. Они раскланивались перед зрителями, поздравляли оркестрантов и знаками вызывали на сцену Арно Бабаджаняна, который аплодисментами приветствовал их из зала.
После концерта мне удалось записать Ростроповича. Он удивленно сказал, что единственным журналистом, который подошел к нему, была я. Я попросила рассказать музыканта о его отношениях с армянскими композиторами.
– Армянские композиторы – с давних пор мои большие друзья, – ответил Ростропович. Я люблю не только их великолепную, многоцветную, душевную музыку, но я люблю их как людей, люблю как самых близких своих друзей, которые, как гласит русская пословица, познаются как в беде, так и в радости.
Я высоко ценю близкую дружбу с патриархом армянской музыки Арамом Хачатуряном. Горжусь тем, что он написал для меня рапсодию. Мы исполняли ее вместе с автором, он дирижировал оркестром в Советском Союзе и за рубежом.
Мои большие друзья, я их высоко почитаю, – Арно Бабаджанян, Эдуард Мирзоян и Карен Хачатурян. Каждый из этих трех великолепных композиторов написал для меня по одному произведению.
Арно Бабаджанян посвятил мне концерт для виолончели с оркестром, который я многократно исполнял как в Советском Союзе, так и за рубежом”.
К этому интервью Клара Терзян добавляет: “1988 год. По всему свету разнеслась весть об обрушившемся на Армению страшном бедствии – землетрясении. Ростропович и вся его семья отнеслись к этой вести как к собственному горю. Ростропович был одним из инициаторов состоявшегося в Великобритании благотворительного концерта “Миллион надежд”, в котором приняли участие многие известные музыканты. Весь сбор от концерта был передан британскому Красному Кресту для оказания помощи пострадавшим от землетрясения в Армении. Примечательно, что в том концерте приняла участие вся семья Ростроповича, а накануне этого концерта в центральном зале Вестминстерского аббатства состоялся сольный концерт Ростроповича, весь сбор от которого также был пожертвован Армении. А в интервью газете “Таймс” Ростропович подчеркнул, что с Арменией и ее народом у него всегда была особая связь. Именно поэтому страшная весть о землетрясении причинила ему такую боль”.
В помощь Армении Ростропович дал еще не один концерт. А я вспомнила другое его интервью, тоже после землетрясения, когда журналист поинтересовался, чем вызвана такая любовь к Армении, Ростропович ответил, что с самого детства армяне в его судьбе играли существенную роль. Он родился в Баку, до пяти лет жил в окружении армян, в армянском квартале, а когда с отцом приехал в Москву и они вдвоем стояли на Курском вокзале и раздумывали, куда им пойти – в Москве у них не было никого, – к ним вдруг подошла красивая женщина с огромными глазами и, узнав, что им идти не к кому, пригласила их к себе. Она была армянкой, и у нее Ростроповичи прожили несколько лет. И неизвестно, сказал в том интервью Ростропович, как бы сложилась его жизнь, если бы не встреча с тетей Зоей…
Наш сегодняшний разговор с Кларой Терзян подошел к концу. Следующая встреча с ней нас ждет через неделю. С вами была программа “Остаться в памяти людской”, которую подготовили Каринэ Саакянц и компьютерный оператор Ани Арутюнян.
18 мая, 2013 г.